Первое дело Матильды - [38]

Но для спешки есть и другая причина: комиссар Фалько вознамерился отправить Шарлотту за решётку. И по его словам, он располагает доказательствами. Он сделает всё, чтобы убедить судью подписать приказ об аресте Шарлотты. А как только он его получит – сразу же заключит наследницу под стражу. Этого ни за что нельзя допустить!

В четверть восьмого я, выскочив из душа, быстро влезаю в джинсы и сапоги. Затем натягиваю свой любимый свитер – чёрный с принтом в виде неоново-зелёных молний на груди – и пытаюсь успокоить вовсю разошедшегося Доктора Херкенрата. Догадываясь, что я опять еду к Шарлотте, он прыгает по комнате так, что уши взлетают над головой, и, нетерпеливо повизгивая, царапает дверь.

Госпожа Цайглер всё же очень удивляется, что посещение пуговичной фабрики начинается в такую рань, и, кажется, обижена, что я не присаживаюсь к ней за накрытый к завтраку стол, а второпях сооружаю себе бутерброд в дорогу.

– Боишься, что пуговицы от тебя сбегут? – ворчит она и кричит мне на прощание: – Не делай глупостей! И следи, чтобы собака какую-нибудь не проглотила!

Снегопад прекратился, трамвай, по счастью, приходит вовремя и в нужное время доставляет нас на Зайленцерштрассе.

Я осторожно звоню в дверь, и Рори, даже не пригласив меня зайти, тут же спускается сам. Уши у сыщика, правда, не взлетают, но нервничает и волнуется он, похоже, не меньше Доктора Херкенрата. Должно быть, этим утром он хотел побриться особенно тщательно и немного перестарался: на шее и подбородке у него заметны несколько приличных порезов. И… Я принюхиваюсь: застенчивый детектив окутан тонким цитрусовым ароматом.

– О, для Шарлотты вкусненьким сбрызнулись, – насмешливо хихикаю я, и Рори краснеет как помидор.

– Надеюсь, запах… не слишком назойливый? – в испуге шепчет он.

– Не волнуйтесь. Исключительно тонкий запах. Это что? «Shy-Water», застенчивый аромат для застенчивых мужчин? – посмеиваясь, я вытаскиваю из куртки смартфон. – Я вызову нам такси.

– Нет… э-э-э… не нужно, – говорит Рори. – Я это уже сделал. С городского телефона. Чтобы нам не ждать слишком долго. Машина должна подъехать с минуты на минуту.

– Правда? – недоверчиво спрашиваю я, и мне даже не хочется думать о том, как протекал этот разговор: «Э-э-э… аллё? Это… э-э-эм… кхе… служба такси? Доброе утро, это… э-э-э… Рори… э-э-э… Шай. Надеюсь, мой звонок… кхе-кхе… не слишком некстати. Вам не составит очень большого… э-э-э… труда послать машину на Зайленцерштрассе, одиннадцать? Разумеется, только в том случае, если случайно какая-нибудь… э-э-э… свободна…»

Спустя две минуты такси здесь. Радуясь предстоящей встрече с Шарлоттой, Доктор Херкенрат забывает, что вообще-то боится ездить в машинах, и с громким лаем прыгает на заднее сиденье. Мы с Рори пристёгиваемся, и такси отъезжает.

Очень вовремя: когда мы поворачиваем за угол, навстречу выплывает ярко-оранжевый туристический автобус, на котором большими синими буквами написано «NEDERLANDSE FANCLUB RORY SHY»[3].

– Дайте-ка угадаю, – говорю я, когда автобус проезжает мимо нас. – Голландскому телевидению вы ведь тоже как-то давали молчаливо-улыбчивое интервью?

– Э-э-эм… э-э-э… да, – сыщик пристыженно улыбается. – В деле о загадке пурпурного тумана в Амстердаме. Очень запутанное дело, в котором у одного человека сильно закружилась голова, и он… э-э-э…

– Давайте всё-таки сосредоточимся на настоящем, – предлагаю я. – У вас есть мысли, как мы сегодня действуем?

– Думаю, следующим образом, – с серьёзным видом говорит Рори. – Ты могла бы первом делом допросить дворецкого. Я тем временем осмотрюсь в холле – не уловлю ли там каких-нибудь сигналов. Больших надежд я, правда, не питаю, но… После этого хорошо бы нам побеседовать с Шарлоттой. Может, она расскажет что-то ещё о своём брате и сотрудниках. Если повезёт – из этого образуются новые улики, и тогда ты займёшься ими, а я продолжу поиски подозрительных предметов.

– Идёт, – киваю я. – Вы заметили, что произнесли сейчас восемь предложений без единого «э-э-э»? Прогресс.

Когда мы поворачиваем на Акациенштрассе, я не верю своим глазам: перед участком Шпруделей припаркована дюжина фургонов телевизионщиков, а у ворот невиданный наплыв репортёров, которые, вооружившись камерами и микрофонами, сражаются за лучшие места. Я узнаю прыткую Кати Койкен, прицельными ударами локтем защищающую занятую позицию от конкурентов. Охраняющие ворота сотрудник и сотрудница полиции прилагают большие усилия, чтобы в этой толчее обеспечить хоть какой-то порядок.

– О боже! – бледнея, стонет Рори. – Пресса пронюхала об этой истории.

– Пригните голову! – шепчу я, а водителю говорю: – Не останавливайтесь! Объедем участок сзади!

Лишь оказавшись вне поля зрения репортёров, мы выходим из машины и, утопая в пушистом снегу, сделав большой крюк, пробираемся к участку Шпруделей с тыльной стороны. Для Доктора Херкенрата снега слишком много, и в какой-то момент он останавливается, отказываясь сдвинуться с места хоть на сантиметр. Мне не остаётся ничего другого, как нести его на руках.

У заднего входа репортёры в засаде не сидят, зато стоит очень сознательный полицейский, которого здесь выставил комиссар Фалько. У него приказ: чтобы никто не покинул участок через садовую калитку. К сожалению, никаких указаний на случай, если кто-нибудь захочет на участок попасть, у него нет, и поэтому он пытается дозвониться до начальника. Но именно сейчас тот недоступен. А значит, мы вынуждены и дальше торчать на улице. Нос к носу с недоверчиво разглядывающим нас полицейским. Мы теряем время!