Первое апреля октября - [7]
Рука выскальзывает из-за бедра, по дуге снизу-вверх и справа-налево бьет её ножом в бок.
Чуть отклоняюсь, тяну её за руку ещё вправо, чтобы посмотреть, куда я попал. Мне кажется, что промахнулся.
На её рубахе (дорожная, белая, в коричневую звездочку) виден разрез, который на глазах темнеет от проступившей крови…
— Ну что? — спрашивает она. — Опять?
Не отвечая, я падаю на колени, извергая из уже пустого желудка кисло-горькую желчь.
Мне никогда, никогда не убить её!..
Даллас, 2004
«Ненависть ждёт в углу» — пела какая-то из моих тогда любимых групп…
— Куда всё уходит? — произносит Джилл, ковыряя вилкой пережаренный на завтрак омлет.
— Что именно? — неохотно спрашиваю я. Мне не очень хочется разговаривать с ней после вчерашнего.
— Именно — всё, — пожимает она плечами. — Ты, например.
— Я ухожу на работу, — недовольно отвечаю я, отодвигая тарелку с чёрными несъедобными остатками. — Если ты помнишь, я зарабатываю для тебя деньги. И уже опаздываю.
— Да, — кивает она. — Я помню. Ты вернёшься?
— Идиотский вопрос.
— Может быть, нам поехать куда-нибудь? Сменить обстановку?
— Прямо сейчас?
Она усмехается, опускает голову.
— Пит… Ты… Ты ещё любишь меня?
— Всё, — бросаю я от двери. — Я ушёл. Целую.
Я не знаю, куда всё уходит. Я не знаю, куда ухожу я. И куда ушла она, я тоже не знаю.
Ненависть ждет в углу. И если по этим углам не проходить хотя бы иногда с метлой, паутина ненависти затянет весь дом.
Даллас, 2004. Я ещё не ненавижу ее. Я её просто не люблю.
Монте-Вильяно, 2007
— Гауска! — радостно произносит кто-то за моей спиной.
Вздрогнув от неожиданности, поворачиваюсь.
На тропе позади нас, в пяти шагах, стоит невесть откуда взявшийся бронзово-загорелый бородатый мужчина. На нём костюм цвета хаки, длинная чёрная борода, кривые ножны на поясе, у груди ладно пристроился висящий на шее потертый автомат.
— Та гауска беран жоа! — произносит он на чёртовом местном наречии и довольно скалится. Зубы у него белые и ядрёные. А может быть, они кажутся такими на фоне чёрной бороды, усов и загорелого лица. И чёрного потёртого автомата.
— Что за чёрт… — произношу я, морщась от вкуса блевотины во рту.
— О! — восклицает абориген, радуясь, кажется, ещё больше, словно я тепло его поприветствовал. — Американо?
— Си, — киваю я, поднимаясь с колен. — Американский подданный. Хотите проблем?
— Аблас эспаньоль, американо? — вопрошает он.
— Си, — отвечает вместо меня Джилл.
Я поворачиваюсь и удивлённо смотрю на неё.
А она улыбается бородатому. Стоит, кокетливо отставив ногу, изогнувшись, подперев бок рукой и улыбается этому чёрту с автоматом.
А у него на голове берет с зелёной ленточкой.
Нас предупреждали, что не стоит лезть далеко в горы, что можно нарваться на маки — местных революционеров-партизан, противостоящих режиму.
Но как же мы могли не лезть далеко в горы. Ведь мне нужно убить Джилл. Не делать же это на северных склонах, на глазах у целой деревни!
А может быть, сейчас?.. Вдруг этот абориген решит подстрелить нас обоих. Тогда я не успею…
А на тропе, теперь уже впереди, появляется ещё один бородач с автоматом.
— Де беран куар, поске Эстебан? — обращается он к первому.
— Ки, поске Хосе! — радостно показывает тот на нас. — Америкао империалиста.
Джилл, улыбаясь как последняя шлюха, бросает что-то бородачам по-испански.
Тот, что появился вторым, подходит к ней сзади, небрежно берёт ее за ягодицу, бормочет что-то ей на ухо. При этом ствол его автомата упирается ей в спину, под лопатку, и я боюсь, что он нечаянно выстрелит.
А эта стерва не отпрыгивает с визгом, не бьёт его по морде, не матерится! Нет, она стоит и слушает. А по губам её бегает ухмылка.
— Он говорит, — обращается она ко мне через минуту, — что мы должны пойти с ними.
— Должны? — кривлю я губы в усмешке.
— Ты хочешь отказаться от их гостеприимства? — многозначительно произносит она, поднимая брови.
— Я не знал, что ты говоришь по-испански.
Она пожимает плечами.
— Почему ты никогда не говорила мне, что знаешь испанский?
Она снова пожимает плечами и нехотя произносит:
— Сейчас-то какое это имеет значение.
— Ты замечаешь, что едва ли не каждый день преподносишь мне новые сюрпризы?
— Оставь, Пит. Не сейчас.
— Какого чёрта! — распаляюсь я. — Почему этот козёл берёт тебя за задницу, а ты улыбаешься?!
— Пит…
— Тебе приятно что этот вонючий бородатый самец с автоматом лапает тебя?
— Так дай ему по морде, — не выдерживает и зло произносит она. — Ты же мужчина?
Бородатый смотрит на меня, на неё… на меня… на неё. Потом спрашивает что-то. Она небрежно пожимает плечами, кивает на меня, что-то отвечает.
Бородатый подходит ко мне. Встаёт, подбоченясь. Сплевывает себе под ноги.
Если он сейчас застрелит меня, я уже никогда не смогу её убить.
— Карамба, — наконец произносит он, меряя меня взглядом, и снова сплёвывает себе под ноги. — Дамос ум пасео, американо, — добавляет через минуту, указывая стволом автомата на еле видную на каменистой почве тропинку, уходящую влево.
— Он предлагает тебе прогуляться, — комментирует Джилл.
И добавляет ехидно:
— Откажешься?
И этому бородатому козлу:
— Си, но эмос эстадо нунка эн корасон дель Монте-Вильяно.
Даллас, 2004
У нас нет детей. И не будет. Потому что Джилл перевязала трубы. Давно. Ещё до меня. Я узна
Волна красной смерти прокатилась по стране и миру. Все, кто мог умереть – умерли. Кому написано было на роду выжить – живы. Всё?.. Нет. Смертельная болезнь – это не самое страшное. Куда страшнее сам человек будущего. Пастырь, вернувшийся в умирающий родной город, в надежде найти живыми жену и сына, и не думал, что ему придётся воевать. Да ещё воевать с таким противником. Содержит нецензурную брань.
Впервые я заметил её, когда она ещё была личинкой. Финал «Пневматика-2013».
Чёрная морда мощного «Ленд Крузера» оскалилась навстречу, грозно рыча, возвышаясь над жалкой синей «десяткой», в которой стремительно искажался и серел лицом Иван Фёдорович...
Небольшой рассказ — фантасмагория, тем более абсурдная, чем более обыденным воспринимается все происходящее действующими лицами. Абсурдность действия нарастает от вполне себе нормального события (человек решил покончить с собой) до полного маразма, и в то же время, по сути, не происходит ничего, что выходило бы за рамки нашей современной обыденной реальности (ну, разве что образ ее чуть гипертрофирован).В тексте присутствует ненормативная лексика.
Мосты бывают разные. И, хотя назначение у всех одно - соединять, нередко они разъединяют. Но есть один мост, который даже пропасть между разными мирами способен сделать твердью. И его ничем не разрушить.
Биоапокалипсис.За нарушения работы ЖКТ и возможную нестабильность психологического состояния читателя авторы ответственности не несут.Присутствует обсценная лексика!
Селеста Барбер – актриса и комик из Австралии. Несколько лет назад она начала публиковать в своем инстаграм-аккаунте пародии на инста-див и фешен-съемки, где девушки с идеальными телами сидят в претенциозных позах, артистично изгибаются или непринужденно пьют утренний смузи в одном белье. Нужно сказать, что Селеста родила двоих детей и размер ее одежды совсем не S. За восемнадцать месяцев количество ее подписчиков выросло до 3 миллионов. Она стала живым воплощением той женской части инстаграма, что наблюдает за глянцевыми картинками со смесью скепсиса, зависти и восхищения, – то есть большинства женщин, у которых слишком много забот, чтобы с непринужденным видом жевать лист органического салата или медитировать на морском побережье с укладкой и макияжем.
Журналист, креативный директор сервиса Xsolla и бывший автор Game.EXE и «Афиши» Андрей Подшибякин и его вторая книга «Игрожур. Великий русский роман про игры» – прямое продолжение первых глав истории, изначально публиковавшихся в «ЖЖ» и в российском PC Gamer, где он был главным редактором. Главный герой «Игрожура» – старшеклассник Юра Черепанов, который переезжает из сибирского городка в Москву, чтобы работать в своём любимом журнале «Мания страны навигаторов». Постепенно герой знакомится с реалиями редакции и понимает, что в издании всё устроено совсем не так, как ему казалось. Содержит нецензурную брань.
Острое социальное зрение отличает повести ивановского прозаика Владимира Мазурина. Они посвящены жизни сегодняшнего села. В повести «Ниночка», например, добрые работящие родители вдруг с горечью понимают, что у них выросла дочь, которая ищет только легких благ и ни во что не ставит труд, порядочность, честность… Автор утверждает, что что героиня далеко не исключение, она в какой-то мере следствие того нравственного перекоса, к которому привели социально-экономические неустройства в жизни села. О самом страшном зле — пьянстве — повесть «Дурные деньги».
Книга посвящена французскому лётчику и писателю Антуану де Сент-Экзюпери. Написана после посещения его любимой усадьбы под Лионом.Травля писателя при жизни, его таинственное исчезновение, необъективность книги воспоминаний его жены Консуэло, пошлые измышления в интернете о связях писателя с женщинами. Всё это заставило меня писать о Сент-Экзюпери, опираясь на документы и воспоминания людей об этом необыкновенном человеке.
«Старый дом на хуторе Большой Набатов. Нынче я с ним прощаюсь, словно бы с прежней жизнью. Хожу да брожу в одиноких раздумьях: светлых и горьких».
Апрель девяносто первого. После смерти родителей студент консерватории Тео становится опекуном своего младшего брата и сестры. Спустя десять лет все трое по-прежнему тесно привязаны друг к другу сложными и порой мучительными узами. Когда один из них испытывает творческий кризис, остальные пытаются ему помочь. Невинная детская игра, перенесенная в плоскость взрослых тем, грозит обернуться трагедией, но брат и сестра готовы на всё, чтобы вернуть близкому человеку вдохновение.