Перуново урочище - [12]

— Петр! — раздался строгий и властный окрик Веры Алексеевны.

— Говори все… добивай! — засмеяли коротким смехом Петр Семенович.

— Ты никогда не оскорблял меня. Зачем же теперь, когда мне трудно и страшно перед неизвестной жизнью, — ты против меня?..

— Ты доводишь меня до безумия!

— Нет! Ты ведь знаешь, что я не обманула тебя. Ты не можешь этого не знать! Ты вспомни, когда в Петербурге ты для работы покинул меня, не спросив даже, могу ли я быть для тебя только женой и любовницей, — я и тогда, одинокая и оставленная тобой, думала только о тебе… Ждала, что вернешься ко мне и принесешь мне свои мысли, мечты и тревоги…

— Да… тогда… — тихо проговорил Корольков.

— Но ты все не шел… И так проходили года, ушла молодость и исчезла способность радоваться. Когда ты вернулся ко мне? Ты помнишь, Петр? Тогда, когда даже ты заметил, что я гибну… Разве тот, кто пережил эту муку, может обмануть… забыть… жить своей жизнью?..

— Ты мне ничего не говоришь о монахе, — сказал Корольков. — Я все хочу знать… хоть теперь.

Барсов услыхал, как скрипнул стул, и Петр Семенович начал быстро ходить по комнате.

— Я очень уважаю отца Якова, — спокойно произнесла Вера Алексеевна. — Я понимаю его учение об уничтожении убивающего душу труда… Он указал мне источник моих страданий…

— А теперь? Зачем он теперь два года здесь? — почти закричал Корольков. — Он — новый пророк, гласит очищение земли и сидит среди двух десятков темных мужиков! Зачем? Ты думаешь, я не знаю, что вы встречаетесь у моста и подолгу разговариваете? Сколько раз… я брал его на прицел…

— Петя! — воскликнула женщина. — Что ты? Господь с тобою!

Корольков ничего не ответил, но до слуха Барсова донеслись его тяжелые стоны и громкий, прерывающийся шепот.

— Два года!.. Два года… Разве я не вижу, как он смотрит на тебя? Как при встрече с тобой он бледнеет и как дрожат и холодеют его руки? Ведь каждый день я жду, что он унесет, осквернит мое счастье! Ты хоть это пойми… пойми…

Барсов громко кашлянул.

За стеной замолкли; только изредка слышались тихий шепот и быстрые, неровные шаги.

Барсов оделся, накинул на плечи полушубок и вышел на крыльцо.

Вдали на дороге чернелся человек. Кто-то приближался осторожно, крадучись. Человек, не замечая Барсова, подошел к завешенному окну и неподвижно стоял, чутко слушая и не дыша.

Потом он скользнул в кусты и исчез.

Инженер вернулся домой. Он был уверен, что видел отца Якова, но не знал, сказать ли об этом Королькову или молчать.

V

На другой день чуть свет пришли лошади, но их разместили в приисковой конюшне и оставили до воскресенья.

С самого утра Барсов ушел в лес. На свежем снегу, выпавшем за ночь и покрывшем узкую лесную дорогу, инженер видел ясные отпечатки следов, а рядом с ними глубокие ямки и длинные борозды от палки.

— Отец Яков прошел… — подумал инженер с какой-то тревогой.

Верстах в трех от прииска он нагнал толпу охотников-крестьян. Они шли впереди, и Барсов видел, как, выйдя на большую поляну, они вдруг сняли беличьи шапки и тихой, пугливой поступью прошли к стоящей поодаль избе.

Барсов дошел до поляны и тотчас же заметил отца Якова.

С открытой головой и разметавшимися по высокому лбу черными прядями волос он стоял, прислонившись к толстому стволу березы, и зорко смотрел на дорогу.

Барсов поклонился ему, но тот молча вскинул на него безумные, блестящие глаза и вновь перевел их на дорогу, которая извилистой лентой бежала среди обожженного палом леса.

Инженер прошел дальше.

Монах долго стоял и так же молча смотрел на проходящих.

Это были рослые, широкоплечие охотники и крестьяне небольшой деревушки, затерянной в лесной трущобе. Завидя отца Якова, они благоговейно снимали папахи и шапки и тихо входили в избу, толпясь у входа, сдержанно покашливая и изредка перекидываясь словами.

На повороте дороги показалась Вера Алексеевна.

Она шла своей медленной, усталой походкой, низко опустив голову и не поднимая глаз.

Поравнявшись с отцом Яковом, она еще ниже наклонилась и быстро прошла в скит.

Монах, не отрывая глаз, смотрел ей вслед, потом протянул к ней руки и словно застыл в немой, горячей мольбе.

Он долго чернелся неподвижным, причудливым пятном около белого ствола березы и казался мрачным изваянием.

По его лицу пробегали судороги, и страстным огнем пылали большие, прозрачные глаза.

Идущие в скит крестьяне видели отца Якова, поспешно снимали шапки и торопливо скрывались в темных сенях скита, пугливо косясь на поляну.

VI

Небольшая изба была полна народу. Было душно и парно, и только через открытую настежь дверь вливалась широкая струя холодного воздуха и ползла по земляному полу.

Рослые, кряжистые охотники, с черными от загара и дыма лицами, сгрудились, оставив узкий проход от двери к переднему углу.

Там стоял простой, белый стол, вплотную прижатый к стене.

Темный, суровый лик Спасителя глядел из угла, куда не попадал свет, скудно проникающий в скит через два маленьких, косых окна.

Вера Алексеевна прошла вперед и остановилась против стола, тоскливо взглядывая на нерадостную, встревоженную толпу мужчин.

— Вчера к ночи Сидора Мазыха нашли в овине… — громким шепотом произнес дюжий парень и осторожно опустил винтовку прикладом к земле.