Персона - [70]

– Я только что говорила с Коваком.

– Что у него?

– Самый обычный, ничем не примечательный день. Уехал в половине восьмого утра, а двадцать минут назад водитель отвез его домой. С утра до вечера не покидал кабинета.

– Странного ничего не заметили?

– Ничегошеньки. По словам Ковака, этот тип – карикатура на торопливого человека, для которого все, что не касается работы, не заслуживает никакого внимания.

Свою злобу Фрэнк срывал на непромокаемом комбинезоне и сапогах, с большим трудом пытаясь их на себя напялить.

– Мы точно что-то упускаем. Кроме него, больше некому. Министерство обороны прислало тебе его досье?

– Да, но мы не узнали из него ничего нового.

– А братья по оружию, тоже глухо?

– Да, беседы с ними ничего не дали. С теми же, кто сейчас записался в наемники, выйти на связь не получится.

– Может, друзья, семья, коллеги?

– Перестань, Фрэнк. Ты же знаешь, мы шерстим мелкой гребенкой, но пока результат нулевой.

– А его мать?

– Она уехала в Испанию и начала там новую жизнь. Мы ждем от испанской полиции ее учетную карточку, но пока ничто не говорит о том, что они между собой контактируют. На мой взгляд, он даже не знает, что она там живет, и ни разу с ней не встречался.

Наконец, Фрэнк напялил комбинезон, на миг задумался и посмотрел Лоране прямо в глаза:

– Пусть за ним установят видеонаблюдение и пишут все разговоры.

– Но для этого, Фрэнк, надо направить соответствующий запрос.

– Мне плевать, вели Коваку сделать все, чтобы обеспечить наблюдение.

– Его результаты к делу не подошьешь.

– Сначала нам надо самим хоть в чем-то убедиться! – заорал он и направился к другим членам команды, отправлявшейся на помощь третьей жертве. – Юридические доказательства будем искать потом.

Глава 26

Первым за катафликом и студентом шел Жиль. За ним Марион, Фрэнк, двое спасателей и, наконец, врач неотложной медицинской помощи. Поначалу им всем пришлось отправиться к канализационному колодцу. На юге столицы их, разбросанных под дорогами и фундаментами зданий, насчитывалось немало. Один такой скрывался в лицее Монтеня.

Во времена оккупации эта школа стала базой гитлеровских войск, а также штаб-квартирой германских военно-воздушных сил «Люфтваффе». Поскольку она располагалась на пересечении множества транспортных артерий, под ней прорыли подземные ходы сообщения сразу с несколькими стратегическими пунктами Парижа. И даже построили бункер, из которого можно было выйти к фонтану Шартро.

Участники спасательной операции спустились в канализационный коллектор, толкнули перед собой поржавевшую от времени дверь и оказались в скрытом от посторонних глаз коридоре. Каждый слушал дыхание товарищей, чуть не досадуя, что оно нарушает царившую вокруг тишину. Впереди показалась тяжелая, бронированная дверь бункера. Она напоминала стальной люк подводной лодки толщиной несколько десятков сантиметров. Колесо в ее центре не вращалось, его много лет назад заклинило от ржавчины. Ее вес казался поистине невероятным. Она символизировала невидимую границу между городом и его утробой. Перед тем как войти в эту дверь, разделявшую собой две эпохи, Фрэнк подумал, почему ее верхняя часть проржавела вдвое больше нижней.

Они размеренным шагом миновали несколько других коридоров и подошли к колодцу, по которому можно было спуститься еще глубже во мрак. Сирил, так звали катафлика, не дал им времени подумать и первым полез в дыру. Функцию лестницы выполняли железные скобы, вбитые с равными интервалами. Те, кто впервые попадал в этот готический лабиринт, ощущали прилив адреналина, ступая на первые перекладины, все остальные – когда полностью исчезал естественный свет. Их тотчас же поглощала черная, абсолютная, беспросветная тьма. Диаметр люка не превышал метра, и людям, с громоздким снаряжением на спине, чтобы не застрять, приходилось извиваться. На первых метрах каждый глядел перед собой на нагромождение нетесаных камней, не позволявших земле навсегда его поглотить.

Помимо волны адреналина Фрэнк также ощутил легкий приступ клаустрофобии. От нее у него быстро поднималась температура тела. Узкий проход напомнил ему об автомобильной аварии, в которую он попал лет двадцать назад. Той осенней ночью он ехал в Париж по лесу Шантильи. Вдруг на дорогу выбежал кабан, заставив его мгновенно отвернуть в сторону. Ни он сам, ни его верный «датсун» 1969 года выпуска не обладали для этого необходимыми навыками. Когда он крутанул на скорости руль, машина потеряла управление, и после нескольких кульбитов красный кузов наглухо застрял между обочиной и рядом деревьев. Спасателей Фрэнк прождал несколько часов – с зажатой ногой, сдавленной листом железа грудью и несколькими сломанными от удара ребрами.

Не успел он еще и ступить ногой на дно колодца, как у него на спине уже намокла рубашка. А когда наконец его достиг, не смог сдержать желания сделать глубокий вдох. От прогорклого воздуха пересохло в горле. На языке целыми горстями собирались пылинки – пыль истории и легенды. Ее, вяжущей на вкус, рту в таком количестве совсем не требовалось.

– Меня все слышат?

Голос Лабро донесся будто из глубин. Марион подпрыгнула и повернулась – убедиться, что он не стоит за ее спиной. У каждого в шлеме была вмонтирована рация, единственное средство связи с поверхностью.