Персона - [72]

– Нет, идемте уже, с этим надо заканчивать.

Жиль все еще прыскал со смеху, время от времени содрогаясь всем телом и издавая пронзительные вопли, хотя и стараясь их кое-как приглушать. Марион окинула его суровым, инквизиторским взглядом.

– Ты уверена, что тебе не нужна минутка прийти в себя? – спросил Фрэнк, подходя к ней.

– Уверена, патрон, нам нельзя терять время.

Как только река осталась позади, впереди показалось помещение гораздо больших размеров, почти даже комната или гостиная, где можно было передохнуть. С того момента, как они выступили в путь, прошло больше часа. По этому лабиринту они ускоренным шагом прошли несколько километров. Лабро с поверхности сообщил, что они находятся где-то между монастырем Визитаток и медицинским факультетом университета Пари-Декарт. Их организмы выбились из сил, изнуренные повторением одних и тех же стесненных движений, необходимостью постоянно извиваться самым неестественным образом, пыльным, затхлым воздухом, непроглядным мраком, а также давлением страха перед тем, что им предстоит увидеть в конце пути. От всего этого каждому из них казалось, что они идут уже несколько часов. Фрэнк учащенно дышал, постоянно вдыхая все больше пыли.

Следующее помещение украшали скульптуры и граффити – современное искусство, затмившее собой столетия. В углу красовалась миниатюрная копия замка, на который с живописного полотна на противоположной стороне взирало лицо Жака-Рене Мерина[16]. Замок – с учетом того, что он демонстрировался в подземелье, – выполнили с сюрреалистской тщательностью и дотошностью. Крепостные стены защищали его башни и жилища от нападений великанов. Мотив, заставивший человека создать такое творение в самом чреве города, с трудом поддавался пониманию, но вот результат оказался захватывающим.

Что касается Мерина, то он мерил каждого проходившего мимо взглядом, наполненным вызовом и презрением. Тем самым, с помощью которого он давал понять полицейским ищейкам, что они ни в жизнь не возьмут его живым и что он прихватит с собой в могилу всех, кого только сможет скосить его ствол, – старых и молодых, толстых и худых, женщин и мужчин, матерей и отцов, негодяев и святых, всех, пока будет биться его сердце, а в револьвере не закончатся патроны. Два поколения, две вселенных, две истории, воссозданные друг напротив друга в утробе столицы.

Участники похода на минуту остановились, чтобы перевести дух и полюбоваться зрелищем. Помещение представляло собой тупик, ни один другой коридор от него не отходил.

– И куда теперь?

– Туда, – ответил студент и показал на стену, с которой на них взирал Мерин.

– Как это? Там же ничего нет!

Фрэнк в раздражении подал катафлику знак, чтобы тот ему помог.

– Подождите, Фрэнк, там должен быть проход.

Сирил, стараясь быть точным, ткнул пальцем в подножие стены. От взоров непосвященных там скрывалось отверстие сантиметров сорока в диаметре.

– Боюсь, я понял. Вы хотите, чтобы мы все пролезли в эту дыру?

– Да, через нее мы попадем в замурованную часть катакомб, в один из оссуариев. Без этого лаза нам не обойтись.

Пока Сирил излагал дальнейшую программу действий, в душе Фрэнка все явственнее заявляла о себе клаустрофобия. И чем больше она усиливалась, тем меньше ему казалась дыра.

– К счастью, патрон, ты у нас не толстяк, – шепнула ему Марион, – но все равно будь осторожен, чтобы тебе где-нибудь не зажало жировые складки.

– Я же не измываюсь над тобой, когда ты валяешься в грязи. Вот и ты меня сейчас не беси.

– Ладно, по крайней мере честно, – ответила она и в знак капитуляции подняла руки.

Первым полез студент, сначала просунув ноги, а затем упершись руками в землю и оттолкнувшись, чтобы очутиться в помещении, которое явно отказывалось его впускать. Этот внезапный, ошеломительный спуск заставлял полдюжины мужчин и женщин нырять в чрево их прародительницы, доверяясь ей и сворачиваясь в позе зародыша, чтобы вновь почувствовать надежность ее утробы.

Затем пошли Жиль, Марион и врач. Первый проявил удивительную ловкость. Марион, которой мешали мокрый комбинезон и высокий рост, пришлось труднее. Ее плечи то и дело цеплялись за неровные края расселины. Ей даже пришлось помочь пролезть внутрь. Фрэнк услышал, что Жиль и студент с той стороны схватили ее за ноги и потащили, чтобы она не задохнулась.

– Я пойду последним, – заявил Сирил. – Теперь вы, Фрэнк, я вам помогу.

– Но там так узко…

– Что вы такое говорите, до вас туда спустились настоящие здоровяки. Так что вы пройдете без проблем.

Как и предсказывал катафлик, у Фрэнка все получилось без проблем. Стенки царапнули его по всему телу, в груди замерло сердце, он почувствовал, что внутренности стянуло фобией, и не ощутил больше под ногами опоры, но все же проскользнул и будто втянулся после рождения обратно в утробу, чтобы сделать последний вдох.

А когда преодолел препятствие, вдохнул полной грудью. У него опять пересохло в горле. В рот набилась новая субстанция, еще один порошок – из костей, почти даже из разложившейся плоти. Вкус смерти. Он сплюнул, причем сразу несколько раз, испытывая самую настоятельную потребность избавиться от этих несколькосотлетних человеческих останков, от этих мужчин и женщин из совсем другого века, налипших изнутри ему на щеки.