Персидский поход Петра Великого. Низовой корпус на берегах Каспия (1722-1735) - [114]

.

В 1727 году по данным Коммерц- и Мануфактур-коллегий, в России имелось 11 шелкоткацких и ленточных заведений. Однако не все они ориентировались на иранское сырье: казенный «шелковый завод» в Киеве получал личинки червей из Италии; основанная знатными «интересентами» ( П.П. Шафировым, Ф.М. Апраксиным и П.А. Толстым) «штофная фабрика» использовала шелк из Италии и Китая.

Кроме того, возникали проблемы со сбытом товара и с качеством иранского шелка: специалисты указывали, что он «веема толст, а тонкого выбирают из оного самое малое число»; выделываемые штоф и бархат были заметно «плоше» западноевропейского^{772}. При этом предприятия, несмотря на немалые затраты (в дело генерал-адмирала Апраксина и его коллег были вложены 36 672 рубля государственных субсидий и 57 579 рублей из средств самих «господ интересентов», приглашены французские директоры и мастера, закуплены во Франции инструменты и образцы тканей), оказались убыточными: деньги были растрачены впустую, при вступлении в бизнес Апраксина и его коллег в 1724 году группы купцов «налицо не явилось» отчетности о трате более чем 60 тысяч рублей. В итоге министры вышли из дела, а само предприятие было разделено оставшимися купцами-«компанейщиками» на три, а затем на четыре части. Но и вливание новых капиталов (в размере 28 тысяч рублей) не очень помогло: предприятия работали, но, как следует из предоставленных в 1734 году из Коммерц-коллегии в Сенат сведений, их продукция не пользовалась спросом — «купецкие люди в ряды почти не покупают», так как импортные товары были качественнее и дешевле^{773}.

Основанная в 1714 году мануфактура Алексея Милютина работала более успешно — благодаря большим казенным заказам. Остальные же предприятия (Р. Воронина и Я. Лебедева, И. Тамеса, С. Павлова) выпускали не ткани, сложные в производстве, а ленты, и их мощности не были рассчитаны на экспорт. Эпидемия чумы и карантинные меры на Волге нарушали товаропоток, так что московским шелковым «фабриканам» приходилось в 1729 году закупать сырье в Италии^{774}. Отмеченный в литературе рост числа шелкоткацких предприятий в стране не был связан непосредственно с российским присутствием в Азербайджане и Иране, тем более что имел место не до, а после отказа от заморских провинций: в 1747 году в России работали 29 таких мануфактур, а в 1763-м — 58, хотя высокие пошлины на ввоз импортных тканей, установленные тарифом 1724 года, были отменены еще во времена Анны Иоанновны^{775}.

Анализ торговых связей с Ираном в 1720-1760-х годах показал, что динамика как импорта, так и экспорта (основную часть его стоимости составлял шелк) также не имела отношения к завоеванию западного побережья Каспия: торговый оборот не сократился после ухода войск из Закавказья и Гиляна в 1735 году, а, наоборот, к 1740-му вырос в три с лишним раза по всем показателям^{776}. При этом по-прежнему 90 процентов товарооборота находилось в руках армянских и индийских купцов, о чем однозначно говорят сохранившиеся книги астраханской портовой таможни^{777}. Большинство отправившихся в апреле-сентябре 1725 года «за море» — в Гилян, Энзели, Дербент и Баку — составляли армяне («грузинские», «турецкие», «жулфинские», «шемахинские», «нахчеванские», «кубинские», «ардувильские», «гинжинские» и прочие) и индийские торговцы, индивидуальные и «конпанейщики»^{778}.

«Книга записная заморского привозу» 1733 года дает такую же картину: среди десятков армян и индийцев нам встретился лишь один крупный астраханский купец Алексей Скворцов, дважды привозивший относительно крупные партии тканей (на 786 рублей) и орехов и меди (на 1060 рублей).

Кроме него, с грецкими орехами, рисом и чихирем возвращались маркитанты Лаврентий Мухин и Василий Екимов, астраханский лоцман Федор Керженцев; с медным ломом и коврами — «малороссияне» Архип Карпов, Федор Моисеев и Василий Демьянов и «кулуженин» Прохор Дмитриев; их товары стоили от 30 до 300 рублей. Самым крупным «бизнесменом» в этой компании оказался переводчик генерала Левашова Муртаза Тевкелев, возвращавшийся из Баку на родину с нажитым нелегкой службой добром: миткалем, кумачом, изербафом, кисеей, коноватом[24] — всего на 1247 рублей. Оттуда же прибыли и казанские татары Даут Ахтуров и Ибраим Суюшев с платками общей стоимостью соответственно 271 и 200 рублей^{779}. Данные Комиссии о торговле показывают, что в 1730 году сумма пошлин за вывезенные из Ирана товары с армянских купцов составила 8136 «ефимков», а с русских — 1238; в 1731-м — соответственно 9834 и 281; в 1732-м — 10 184 и 253 (за две партии шелка, вывезенные купцами Евреиновыми и Федором Мыльниковым)^{780}.

Все эти обстоятельства сделали затруднительным намеченное Петром I перемещение торговых потоков с малоазиатских караванных путей к Алеппо и Смирне (Измира) на магистраль Волга — Нева, хотя английские купцы в Петербурге считали, что здесь шелк стоит примерно на треть дешевле, чем в малоазийской Смирне^{781}. Исследователи до сих пор не обнаружили свидетельств, подтверждающих существование якобы образованной по указу императора акционерной компании для торговли с Ираном