Перо жар-птицы - [52]
Логвин распахнул окна в комнате, вынул из холодильника молоко, достал хлеб, тарелку, стакан. Разложил это на столе.
С большого фото на стене глядела молодая женщина.
Усевшись за стол, он долго не сводил глаз с фото, потом вынул пачку папирос и закурил. В уши стучали те же слова:
«…Можно и припомнить кое-что… Подумайте на досуге…»
Кельма набрасывала раствор на стену, стелила его по кладке. Козонос поднялся на этаж, стал выгружать кирпичи из «козы».
— Хватит на сегодня, — обернулся к нему Логвин. — Шабаш ведь…
— Ладно, — сказал козонос, — на завтра пригодится. — И, захватив на спину пустую «козу», пошел вниз.
Рядом со стройкой возвышались уходящие в небо купола собора.
Логвин был молод, как ребята-монтажники из его бригады.
У другой стены пожилой каменщик сматывал шнур, остальные чистили кельмы.
— Эй, Коля! Ну, что там? — крикнул каменщик.
— Кончаю, Иван Антонович. Вот только до угла еще, — ответил Логвин.
Внизу двое парней готовили раствор. Один лил воду в ящик, второй перелопачивал смесь. Подошел старик-инженер в форменной тужурке со знаками молота и лопаты в петлицах.
— А это зачем?
Парни бросили раствор, уставились на инженера.
— Он же на завтра камнем станет, ломом не разобьете.
— Мы хотели… — начал один из парней.
— Хотели, хотели… Просил вас кто-то? Эх, кончайте уж, раз начали… — И, махнув рукой, старик пошел в контору.
В это время на леса взбежала Варя, табельщица на стройке.
— Коля, без двадцати четыре.
— Все, Варенька!
— Значит — по домам и ровно в семь…
— Я-то пораньше буду, — сказал Логвин. — Говорят, очередь — не протолкнешься. Смотри только, долго там перед зеркалом не ворожи, снова опоздаешь. Для меня ты и так… — добавил он вполголоса, но, увидев проходящих мимо каменщиков, осекся.
— Правда? — засветилась Варя и, оглянувшись, тоже умолкла.
Кивнув обоим, каменщики свернули к стремянке.
— Не опоздаю, — оглядываясь на них, сказала Варя. — Ровно в семь, на углу…
— У «Шанцера». Поесть не забудь! — крикнул он ей вдогонку и стал сматывать шнур, потом принялся за инструмент.
— Эй, Логвин, в контору! — послышалось снизу.
В тесной, оббитой фанерой времянке инженер складывал чертежи, Варя прятала в стол какие-то бумаги.
— Входи, тезка, — сказал инженер, снимая очки. — Видишь ли, какая ситуация: тут два сосунка целое корыто раствора намесили.
— Я видел, — сказал Логвин.
— Словом, перестарались. Ну что с них спросишь! Второй день на стройке. А материала жаль, сам понимаешь, схватится к утру.
Логвин взглянул на Варю, она — на него.
— Выручай, голубчик. Дело-то часа на три, не больше. До темна ты его…
— Хорошо, — вздохнул Логвин.
— Спасибо, Коля. А завтра скажу десятнику, чтоб отпустил тебя с обеда.
— Сочтемся, Николай Олимпович.
За окном несколько раз ударили в рельсу, возвещая «шабаш» — конец рабочего дня.
— Пойду к ним, пока не убежали, пусть хоть ящик тебе втащат, — засуетился старик.
Когда они остались вдвоем, Логвин сказал:
— Вот и загремел наш «Багдадский вор».
— Завтра пойдем, — сказала Варя.
— Арифметика завтра, Варенька. Пасовать не охота.
— Совсем забыла.
— Эх, черт! И дернуло меня… — злился Логвин.
— А что дернуло — ну что? Не идти, когда позвал?
— И то правда… — почесал он затылок.
— То-то! Знаешь, Коля, — сказала она после паузы, — я тоже останусь.
…Шнур был снова натянут вдоль стены и от прикосновения вздрагивал, как струна. Логвин клал новый ряд, каждый раз пристукивая сверку рукояткой кельмы. За горой кирпича (пригодился не завтра — сегодня) стоял ящик. Варя набирала из него раствор, подносила к стене.
— Хватит, надорвешься, — обернулся к ней Логвин.
— Я полведра, Коля. Честное слово…
Но, сделав несколько шагов, остановилась и, тяжело дыша, опустила ведро на настил.
— Ну вот — опять полное! — подошел к ней Логвин.
— Я чтобы скорее…
— Вот что — уходи с лесов.
— Не уйду.
— Говорю тебе — уходи!
— Только не пугай, пожалуйста. — И все же отпрянула в сторону.
— Ладно! — сказал Логвин и, перескочив через кирпичи, бросился за ней вдогонку. Варя бежала по самому краю рештовки.
— Не дури, Варька, слетишь вниз!
— Подойди только… — прижалась она к стояку.
Логвин подошел к ней вплотную и совсем неожиданно для себя поцеловал в губы.
— С ума сошел! Он же все видит, — кивала Варя на сидящего у ворот сторожа.
— Где там! Не видишь разве — спит, — сказал Логвин и, не выпуская из рук, поцеловал снова.
Только что сопротивляющиеся Варины руки упали, как плети.
— А я говорю — не спит, газету читает… — шептала она.
Снизу донеслось покашливание. Они разом сникли и вернулись к стене.
— К ящику больше не пущу, — сказал Логвин.
— А он уже пустой.
Сгущались сентябрьские сумерки. И в самом деле — на лесах лежал совсем пустой ящик.
Едва-едва чернели в наступающей тьме купола собора.
…Логвин и Варя шли уже освещенной фонарями, начинающей жить своей вечерней жизнью улицей города.
— Теперь, Коля, иди домой, — остановилась она у перекрестка. — Я сама дойду.
— Сказал — до самой калитки, и точка.
— Ну хорошо, только по Институтской.
— Пошли, пошли… — сказал Логвин.
— Боюсь я, Коля.
И все же они пошли по улице, безлюдной даже в эту раннюю пору, хотели было свернуть на круто поднимающуюся вверх, недоброй славы, «Собачью тропу», как впереди послышалось пение.
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.