Перо жар-птицы - [52]

Логвин распахнул окна в комнате, вынул из холодильника молоко, достал хлеб, тарелку, стакан. Разложил это на столе.

С большого фото на стене глядела молодая женщина.

Усевшись за стол, он долго не сводил глаз с фото, потом вынул пачку папирос и закурил. В уши стучали те же слова:

«…Можно и припомнить кое-что… Подумайте на досуге…»

Кельма набрасывала раствор на стену, стелила его по кладке. Козонос поднялся на этаж, стал выгружать кирпичи из «козы».

— Хватит на сегодня, — обернулся к нему Логвин. — Шабаш ведь…

— Ладно, — сказал козонос, — на завтра пригодится. — И, захватив на спину пустую «козу», пошел вниз.

Рядом со стройкой возвышались уходящие в небо купола собора.

Логвин был молод, как ребята-монтажники из его бригады.

У другой стены пожилой каменщик сматывал шнур, остальные чистили кельмы.

— Эй, Коля! Ну, что там? — крикнул каменщик.

— Кончаю, Иван Антонович. Вот только до угла еще, — ответил Логвин.

Внизу двое парней готовили раствор. Один лил воду в ящик, второй перелопачивал смесь. Подошел старик-инженер в форменной тужурке со знаками молота и лопаты в петлицах.

— А это зачем?

Парни бросили раствор, уставились на инженера.

— Он же на завтра камнем станет, ломом не разобьете.

— Мы хотели… — начал один из парней.

— Хотели, хотели… Просил вас кто-то? Эх, кончайте уж, раз начали… — И, махнув рукой, старик пошел в контору.

В это время на леса взбежала Варя, табельщица на стройке.

— Коля, без двадцати четыре.

— Все, Варенька!

— Значит — по домам и ровно в семь…

— Я-то пораньше буду, — сказал Логвин. — Говорят, очередь — не протолкнешься. Смотри только, долго там перед зеркалом не ворожи, снова опоздаешь. Для меня ты и так… — добавил он вполголоса, но, увидев проходящих мимо каменщиков, осекся.

— Правда? — засветилась Варя и, оглянувшись, тоже умолкла.

Кивнув обоим, каменщики свернули к стремянке.

— Не опоздаю, — оглядываясь на них, сказала Варя. — Ровно в семь, на углу…

— У «Шанцера». Поесть не забудь! — крикнул он ей вдогонку и стал сматывать шнур, потом принялся за инструмент.

— Эй, Логвин, в контору! — послышалось снизу.

В тесной, оббитой фанерой времянке инженер складывал чертежи, Варя прятала в стол какие-то бумаги.

— Входи, тезка, — сказал инженер, снимая очки. — Видишь ли, какая ситуация: тут два сосунка целое корыто раствора намесили.

— Я видел, — сказал Логвин.

— Словом, перестарались. Ну что с них спросишь! Второй день на стройке. А материала жаль, сам понимаешь, схватится к утру.

Логвин взглянул на Варю, она — на него.

— Выручай, голубчик. Дело-то часа на три, не больше. До темна ты его…

— Хорошо, — вздохнул Логвин.

— Спасибо, Коля. А завтра скажу десятнику, чтоб отпустил тебя с обеда.

— Сочтемся, Николай Олимпович.

За окном несколько раз ударили в рельсу, возвещая «шабаш» — конец рабочего дня.

— Пойду к ним, пока не убежали, пусть хоть ящик тебе втащат, — засуетился старик.

Когда они остались вдвоем, Логвин сказал:

— Вот и загремел наш «Багдадский вор».

— Завтра пойдем, — сказала Варя.

— Арифметика завтра, Варенька. Пасовать не охота.

— Совсем забыла.

— Эх, черт! И дернуло меня… — злился Логвин.

— А что дернуло — ну что? Не идти, когда позвал?

— И то правда… — почесал он затылок.

— То-то! Знаешь, Коля, — сказала она после паузы, — я тоже останусь.

…Шнур был снова натянут вдоль стены и от прикосновения вздрагивал, как струна. Логвин клал новый ряд, каждый раз пристукивая сверку рукояткой кельмы. За горой кирпича (пригодился не завтра — сегодня) стоял ящик. Варя набирала из него раствор, подносила к стене.

— Хватит, надорвешься, — обернулся к ней Логвин.

— Я полведра, Коля. Честное слово…

Но, сделав несколько шагов, остановилась и, тяжело дыша, опустила ведро на настил.

— Ну вот — опять полное! — подошел к ней Логвин.

— Я чтобы скорее…

— Вот что — уходи с лесов.

— Не уйду.

— Говорю тебе — уходи!

— Только не пугай, пожалуйста. — И все же отпрянула в сторону.

— Ладно! — сказал Логвин и, перескочив через кирпичи, бросился за ней вдогонку. Варя бежала по самому краю рештовки.

— Не дури, Варька, слетишь вниз!

— Подойди только… — прижалась она к стояку.

Логвин подошел к ней вплотную и совсем неожиданно для себя поцеловал в губы.

— С ума сошел! Он же все видит, — кивала Варя на сидящего у ворот сторожа.

— Где там! Не видишь разве — спит, — сказал Логвин и, не выпуская из рук, поцеловал снова.

Только что сопротивляющиеся Варины руки упали, как плети.

— А я говорю — не спит, газету читает… — шептала она.

Снизу донеслось покашливание. Они разом сникли и вернулись к стене.

— К ящику больше не пущу, — сказал Логвин.

— А он уже пустой.

Сгущались сентябрьские сумерки. И в самом деле — на лесах лежал совсем пустой ящик.

Едва-едва чернели в наступающей тьме купола собора.

…Логвин и Варя шли уже освещенной фонарями, начинающей жить своей вечерней жизнью улицей города.

— Теперь, Коля, иди домой, — остановилась она у перекрестка. — Я сама дойду.

— Сказал — до самой калитки, и точка.

— Ну хорошо, только по Институтской.

— Пошли, пошли… — сказал Логвин.

— Боюсь я, Коля.

И все же они пошли по улице, безлюдной даже в эту раннюю пору, хотели было свернуть на круто поднимающуюся вверх, недоброй славы, «Собачью тропу», как впереди послышалось пение.