Пернатый змей - [132]

Кэт подняла лицо и закрыла глаза от потоков дождя.

— Этот мужчина — мой дождь небесный, — проговорила она.

— Эта женщина — земля для меня, скажи это, Сиприано, — произнес Рамон, опустившись на одно колено и приложив ладонь плашмя к земле.

Сиприано опустился на колено и приложил ладонь к земле.

— Эта женщина — земля для меня, — повторил он за Рамоном.

— Я, женщина, целую ноги этого мужчины в знак того, что буду опорой ему в долгие сумерки Утренней Звезды.

Кэт опустилась на колени, поцеловала ноги Сиприано и повторила слова Рамона.

— Я, мужчина, целую чело и грудь этой женщины в знак того, что буду миром ее и прибытком ее в долгие сумерки Утренней Звезды.

Сиприано поцеловал ее и повторил слова.

Затем Рамон положил ладонь Сиприано на мокрые от дождя глаза Кэт, а ладонь Кэт на мокрые глаза Сиприано.

— Я, женщина, во тьме накрывающей этой руки, молю этого мужчину принять меня в сердце ночи и никогда не отвергать меня, — произнесла Кэт. — Но да будет сердце ночи обитель нам навсегда.

— Я, мужчина, во тьме накрывающей этой руки, молю эту женщину принимать меня в сердце ночи, обители нашей навсегда.

— Мужчина изменит женщине, и женщина изменит мужчине, — продолжал Рамон, — и простится им это, ему и ей. Но если они соединились как земля и дождь, между днем и ночью, в час Звезды; если мужчина соединился с женщиной плотью и звездой его надежды и женщина соединилась с мужчиной плотью и звездой ее желания, тогда соединение произошло и обитель их там, где они как одна звезда, тогда никто из них не изменит обители, где единение живет как незаходящая звезда. Ибо если кто из них изменит обители обоих, это не простится им ни днем, ни ночью, ни в сумерках звезды.

Дождь стихал; ночь была темная.

— Идите и омойтесь в теплой воде, коя есть умиротворение всем нам. И умастите тела ваши маслом, кое есть покой Утренней Звезды. Умастите даже подошвы ног ваших и корни волос.

Кэт поднялась в свою комнату и увидела большую глиняную ванну с горячей водой, от которой шел пар, и большие полотенца. И еще масло в красивой маленькой вазочке и пучок мягкой белой шерсти.

Замерзшая после дождя, она искупалась в горячей воде, вытерлась и смазала тело маслом, прозрачным, как вода. Оно было нежное, с тонким ароматом и приятно бодрило. Она натерла всю себя, даже кожу головы и подошвы; тело мягко заблестело.

Затем надела другую из сорочек с перевернутыми голубыми цветами, что лежали на кровати, приготовленные для нее, поверх надела платье зеленой домотканой шерсти, состоявшее из двух кусков, свободно схваченных по бокам, так что проглядывал белый чехол, и скрепленных на левом плече. По подолу спереди и сзади были вышиты цветы, голубые с черными стеблями и двумя черными листочками. И белая сорочка чуть-чуть выглядывала на груди и торчала снизу из-под зеленой юбки, показывая голубые цветы.

Странный наряд, простой, но красивый. Она сунула ноги в плетеные зеленые huaraches. Но хотелось какой-нибудь поясок. Она взяла ленту и завязала на талии.

В дверь постучался слуга, сказать, что ужин готов.

Смущенно посмеиваясь, она вошла в «салон».

Рамон и Сиприано молча ждали ее, оба в белых рубахах и белых штанах. Сиприано набросил на плечи красное серапе.

— Вот! — сказал Сиприано, шагнув вперед. — Невеста Уицилопочтли, как зеленое утро. Но Уицилопочтли наденет на вас кушак, а вы на него — обувь, чтобы он никогда не покинул вас, а вы вечно были в плену его чар.

Сиприано повязал ей на талии узкий белый шерстяной кушак с изображением белых ступенчатых башен на красно-черном поле. И она нагнулась и надела на его маленькие смуглые ноги красные плетеные сандалии с черным крестом на носках.

— Еще один маленький подарок, — сказал Рамон.

Он велел Кэт надеть на шею Сиприано маленькую эмблему Кецалькоатля на голубом шнурке: серебряную змею и птицу из синей бирюзы. Сиприано надел на нее такую же эмблему, только птица была из черного матового янтаря, а шнурок красный.

— Вот! — произнес Рамон. — Это эмблема Кецалькоатля, Утренней Звезды. Помните, брак — основа союза, и основа союза — звезда. Если нет звезды, нет и основы, нет истинного соединения мужчины и женщины в единое целое, нет брака. И если нет брака, то нет ничего, кроме влечения. Если нет достойного союза, нельзя ожидать ничего хорошего. Но если он есть, тогда изменивший обители союза, которая есть его основа, которая живет как звезда, соединяющая день и ночь, тьму женщины и рассвет мужчины, ночь мужчины и утро женщины, никогда не будет прощен, ни здесь, ни за гробом. Ибо мужчина слаб и женщина слаба, и никто из них не может провести черту, за которую другому нельзя преступить. Но звезду, соединяющую этих двоих, предать нельзя.

И звезду, соединяющую троих, предать нельзя.

И звезду, соединяющую всех мужчин, и всех женщин, и всех детей человеческих, предать нельзя.

Всякий, предающий другого, предает себя. Ибо если нет звезды, соединяющей человека и человека или даже мужчину и женщину, то их ничего не объединяет. Но всякий, предающий звезду, соединяющую его и другого человека, предает все, и предатель теряет все.

Там, где нет ни звезды, ни обители, нет ничего, потому и нельзя ничего потерять.