Пермские чекисты - [8]

— Предусмотрен и другой вариант, — ответил Маратов. — В случае набата по улицам в разные стороны поедут пожарные, а в нескольких местах на городских окраинах будут зажжены поленницы дров. Но этот маскарад на всякий случай, чтобы сбить сонную толпу с панталыку. Главное, захватить Андроника...

Паровоз с потушенными огнями подошел к крутому камскому откосу. Где-то наверху, в разрывах проплывающих облаков, луна освещала огромный позолоченный купол и высокую белую колокольню. Кругом, казалось, ни души. Лишь ленивая речная волна набегала на пологий берег и неторопливо сбегала назад.

Цепью, держась друг за друга, чекисты поднялись на площадь перед собором и окружили его со всех сторон. Постучали в запертую дверь. Никто не отозвался. Постучали еще раз, уже сильнее. В ответ — опять молчание.

К стоявшему рядом с Комельковым чекисту шагнул Лукоянов:

— Сейчас на колокольне может появиться звонарь. Надо перехватить.

Двое чекистов подошли к водосточной трубе примыкавшего к собору архиерейского дома. Один подставил плечи, другой, встав на них, зацепился за карниз, подтянулся, пополз по крыше...

На колокольне мелькнула тень. Кто это? Внизу замерли. Но вот мелькнула еще одна тень. Короткая схватка, и вниз на булыжник со звоном упала финка. Все облегченно вздохнули. Андрониковского сигнальщика спустили на веревке, вытащили кляп изо рта. Звонарь заорал благим матом.

— Кричи громче, чтоб слышали и там! — Лукоянов показал рукой на запертые двери.

Воробцов ударил по ним рукояткой маузера:

— Открывайте! Звонарь связан. Люк на колокольню закрыт. Вы окружены. Сопротивление бесполезно!

Не сразу, но дверь со скрипом открылась. Епископа Андроника в белой праздничной одежде застали упавшим ниц перед иконами. Зло смотрели на чекистов его ближайшие «пастыри» и несколько «монахов» с военной выправкой под монашеской одеждой. Всего было арестовано шестнадцать человек. Нити заговора вели в Белогорский мужской монастырь, где скрывались черносотенцы и монархисты, в том числе бывшие жандармы. В кельях обнаружили заряженные винтовки и пулеметы.

До нужного срока чекисты хранили в тайне отдельные имена и особенно часы и даты — начало ответственных операций. Но в целом чрезвычайная комиссия отнюдь не засекречивала свою работу. Списки арестованных печатались в газетах. О следственных делах, назначенных к рассмотрению в революционном суде, тоже заранее сообщалось в местной печати.

И все это здорово помогало делу революционного правосудия. У людей, задержанных однажды по ошибке, тут же находились защитники из рабочей среды. Зато у настоящих врагов революции после публикации появлялись сотни обвинителей и свидетелей. Так было с подкупленным жандармами Казариновым. В 1912-1916 годах, работая сначала в Пермских железнодорожных мастерских, а потом на лесопильном заводе Балашовой, этот осведомитель выдал охранке немало бывших товарищей. Следственное дело на него, скрупулезно изученное Лукояновым, состояло из пяти томов в несколько тысяч страниц.

Тем не менее первые приговоры, выносимые революционными судами, были очень гуманными. Как уже говорилось, изобличенные в предательстве интересов народа лидеры местных анархистов, эсеров и меньшевиков были лишь высланы за пределы губернии. Многие невольные «знакомцы» ЧК были отпущены под честное слово: не вести враждебных действий против власти Советов. Даже полностью разоблаченный провокатор Казаринов был приговорен лишь к пяти годам содержания в губернской тюрьме[4].

После суда над ним один из чекистов привел к Лукоянову своего товарища и сказал:

— По милости провокатора его отец навеки остался в сибирской земле. Парень надежный. Контру люто ненавидит. Нам такие, наверное, нужны.

У парня загорелись глаза, на лице заходили желваки:

— Контру готов зубами...

Лукоянов встал из-за стола, подыскивая нужные слова. Они не приходили сразу на ум. Не хотелось отказом обидеть ни того, ни другого. Парни выжидающе смотрели на председателя губчека. Дескать, в чем же дело?

— Мы хорошо понимаем ваши чувства, — произнес наконец Лукоянов. — Но... Если говорить кратко и честно, вы для нас не подходите. Боюсь, что будете жестоки. Комиссию мы создали не для мести нашим бывшим врагам...

И, немного подумав, Лукоянов добавил:

— Советую пойти добровольцем в Красную Армию.

В августе 18-го года был убит председатель Петроградской ЧК Урицкий, еще раньше — видный большевик Володарский. Эсерка Каплан тяжело ранила Владимира Ильича Ленина. Осложнилась обстановка и на Урале.

Потерпев крах в губернском центре, контрреволюция стала вить гнезда в провинции. Вооруженные мятежи вспыхивали то в Нижнем Тагиле и Невьянске, то в Осе и Усолье. Враги революции терпели поражение в одном месте, но снова и снова давали о себе знать в другом...

На Оханскую пристань прискакал красноармеец с простреленной грудью.

— В Сепыче мятеж, все перебиты, — сказал он, обливаясь кровью. — Телеграмму в губчека...

Спустя полчаса в кабинет Лукоянова вошел дежурный. Но что это? Председатель уронил голову на стол, на разложенных бумагах — капли крови...

Дежурный выхватил маузер, бросился к окну. Но оно было целым, а за ним — ни души... Подошел к Лукоянову, тронул за плечо. Тот медленно поднял бледное, как бумага, лицо и с трудом раскрыл глаза: