Пермская шкатулка - [58]

Еще в 1920 году журнал «Вестник воздушного флота» вещал: «Вообще требовать от летчика, чтобы он сам выкинулся из самолета, — значит идти против его психологии». А психология крылась в косности, в бюрократизме, в лени руководящих ведомств. Парашютной подготовкой в летных частях никто не занимался, никто не прыгал, готовя себя к спасению, и нигде не говорилось, не писалось, что кто- то где-то спасся. На складах лежали партии парашютов, французских и американских.

Первым в нашей стране прыгнул с парашютом один из старейших летчиков, в будущем Герой Советского Союза, генерал-полковник Михаил Громов. Случилось это в 1927 году. На подмосковном аэродроме проводилось испытание новой модели истребителя, самолет нужно было ввести в штопор, но вывести из него не удалось из-за конструкторской ошибки, и летчик получил серьезную травму. Громов тогда был ведущим испытателем, и ему поручили продолжить испытания в той же программе. До этого Громов еще ни разу не надевал парашют перед полетом и всегда летал без него. А на этот раз руководитель испытаний настоял надеть его. Введя истребитель в штопор, ведущий испытатель не смог вывести его из стремительного пике.

146

Когда до земли оставалось 500 метров, Громов выпрыгнул из кабины, сосчитал до трех и выдернул кольцо парашюта. Распустился белый купол, а самолет врезался в землю.

Вскоре подобный случай повторился. Заговорила пресса. Парашют начал завоевывать симпатии летчиков.

Пусть не покажется лишним пересказ длительный истории парашютизма, поскольку ее блестяще увенчал Олег Хомутов, еще не став Героем Советского Союза, а лишь предложив в своем дипломном проекте истребитель-перехватчик, оснащенный отделяемой кабиной со стабилизирующим устройством.

Скажете, фантазия? Безусловно. Но сейчас уже витает более дерзкая конструкторская идея, чтобы при аварии лайнеров пассажирский салон мог бы отделяться от корпуса и под куполом парашюта спланировать к земле. Подобная фантазия будоражила умы еще в 20-е годы под названием «Ступайте вниз».

Обо всем этом должен был написать в книге Олег Хомутов. Он ее начал, но не закончил. В своем письме ко мне он писал: «Сейчас, в

О

смысле писания, я несколько инертен, т. к. пытаюсь переити на работу, связанную с авиацией, но с большой свободой и окладом (?). Наладим регулярную переписку. Сейчас спешу. Большой привет тебе от всей нашей семьи!!!

С уважением! Олег».

Любезный читатель, наверное, уже давно почувствовал, что я не могу расстаться со своим героем. Да, я боюсь сказать, что его нет в живых, что он умер в 1997 году в 63 года. Сказалась профессия. Он ун]ел от нас с песней лебедя. Поэтому я предлагаю здесь первую главу написанной им книги. Он в ней очень живой!

Олег Хомутов

КАТАП УЛ ЬТИ РО ВАН И Е

Степь. Солнце еще не взошло. Но даже без его палящих лучей изнемогаешь от душной жары. Ни ветринки. Чистое, глубокое небо.

Лежишь на горячей от вчерашней жары земле, смотришь в безграничное пространство неба-океана, и все окружающее пропадает.

Там, вверху, что-то таинственное, манящее, неземное. Хочется, как птица, вспорхнуть и лететь, лететь в это безграничное раздолье…

Простор и безмолвие степи. Не хочется говорить. Полное расслабление, благодушие, лень…

На горизонте, в мареве просыпающегося неба, тихо как будто подкрадываются три серебристые точки, тянущие за собой белоснежные шлейфы.

— Наши, — лениво бросил Игорь, ведущий инженер.

Треснуло небо троекратным взрывом. Самолет-лаборатория и два самолета-киносъемщика перешли звук.

За передним самолетом-лабораторией шлейф на мгновение искривился.

— Сбросил, — промолвил Игорь.

Сегодня при испытании катапультного кресла катапультируется манекен, как говорят парашютисты, «Иван».

Это кукла с глазами, ушами, волосами и шарнирными суставами. Одет «Иван» в такое же точно снаряжение, в каком будет летать впоследствии летчик.

После изнурительных трудов инженеров, ученых, после лабораторных испытаний, доработок идет последнее перед испытанием катапультирование с «Иваном». После «Ивана» техника считается отработанной (в смысле «железа», деталей и т. д.). Следующая очередь за парашютистами-испытателями. На их страх и совесть ляжет оценка катапультной установки, ее путевка в жизнь. В этом случае, кроме техники, испытывается физиология и психика: больно — не больно, удобно — неудобно.

Из самолетов времен Великой Отечественной войны в случае аварии летчик мог выпрыгнуть, как из быстро мчащегося автомобиля. С увеличением скоростей полета, с появлением сверхзвуковых самолетов при попытке выпрыгнуть из самолета летчик уже не мог физически превозмочь скорость набегающего потока воздуха.

Для спасения летчика инженеры, совместно с учеными, сконструировали катапультное кресло с пороховым зарядом. Летчик, в случае безнадежности своего положения, дергает за ручку на кресле. В этот момент его крепко притягивает к креслу, чтобы скоростной напор — шквальный ветер — не сломал ему «руки-ноги-голову». А затем, как из пушки, кресло вместе с летчиком выстреливается из кабины самолета.

У сегодняшнего «Ивана» высота полета большая. До рези в глазах всматриваемся с Игорем в небо. Кресло с «Иваном» не видим. Вдруг появляется облачко дыма, и вслед за ним, как тюльпан, раскрывается бело-оранжевый купол парашюта. На газике едем к месту приземления «Ивана». Соскакиваем с машины, подбегаем и… видим: у «Ивана» разбит вдребезги гермошлем.