Пермская шкатулка - [59]
148
Бежим к креслу.
Разрушен мощный металлический кронштейн, за который крепится тормозной парашют, гасящий сверхзвуковую скорость перед раскрытием спасательного парашюта.
Загадочка!
Ведь это контрольный сброс! Экзамен! Перед этим все было нормально. Мы всей испытательной бригадой радовались, что работа подходит к концу. Все отработано. И вот тебе — конец!
Я представил себя на месте этого «Ивана». Дрожь пробежала по телу.
На вертолете всю эту кучку «результатов» мы с Игорем доставили на базу. Здесь мы узнали, что летчик самолета-лаборатории еле дотянул до «дому» — повреждено хвостовое управление, разрушена часть киля. Настроение у всех упадническое.
Приказ руководства: срочно проявить кинопленку! Как? Что там? Почему?
Затаив дыхание, смотрим кино. Ничего не понятно. Рухнули надежды, пропал многолетний труд…
В течение дня механики кропотливо разбирают кресло. И вдруг один из самых дотошных ворчунов заорал во весь дух:
— Вот она!!!
Все встало на свои места. Маленькая деталь кресла, величиной с грецкий орех, забракованная и тут же переделанная в процессе испытаний полгода назад, была установлена сейчас в старом варианте. Доработка ее тогда была настолько ничтожной, что где-то, кем-то оказалась незамеченной.
Все встало на свои места! А каково мне — испытателю? «Техника — техникой, наука — наукой, а жить охота», — подумал я.
От дальнейшей работы не отказывался, виду не подавал, но… призадумался. При подготовке моего кресла к катапультированию на всякий случай внимательно наблюдал за монтажом особо важных узлов — все-таки спокойней.
Ночами не мог заснуть: придумывал самые разные аварийные ситуации, боролся с ними, торопился, потел. Ведь здесь для жизни важна каждая доля секунды. Страшно уставал, настолько все было психологически и физически натурально.
А так хотелось поспать! Моментами, в перерывах спасительных мыслей, я пытался представить, а как будут жить там, дома, мои, когда меня не будет… Становилось до слез жалко себя. Потом опять
149
борьба за спасение (испытатель, имея свой опыт, сам, с помощью старших испытателей, придумывает средства спасения в случае отказа испытуемого объекта). И попытка предварительной оценки всего снаряжения летчика и кресла, для тех, кому они когда-нибудь, может быть, понадобятся.
Наши летчики, проводившие эту работу, смотрели на меня сочувственно-непонимающе. У нас разные психологии: летчик верит самолету и боится парашюта. Применяет его, как правило, в исключительных случаях.
Я еще в ДОСААФ, когда взлетали на ПО-2, был всегда начеку до высоты 200 м (на этой высоте спортивный парашют тех времен мог не помочь). Как только набирали высоту больше 200 метров, наступало относительное спокойствие: случись что-нибудь — я выскочу, при мне парашют.
Завтра эксперимент. Опять бессонная ночь… Встаем рано, в три часа. На рассвете взлет.
Мой доктор Петя спит рядом со мной. До зависти сопит во сне.
Встаем. Доктор проверяет мой пульс, давление, температуру. Наклеивает на разные части моего тела датчики. Они будут записывать состояние организма в момент выстрела, при снижении на парашюте и после приземления.
Рассвет.
К домику, где мы расположились, подъезжает санитарная машина. В нее меня заботливо усаживают. Осматриваюсь: носилки, лубки (на случай переломов чего-нибудь), доска, если повредишь позвоночник…
— Чего вы посадили меня в это похоронное бюро?
— Извини, Олег, другой машины нет.
— Тогда поехали.
Приезжаем на аэродром. На площадке стоят три истребителя — стремительные птицы.
Предутренние сумерки. Жутковато-торжественно. Около самолетов возятся не знающие сна чумазые механики. Когда они успевают все сделать? Шутливая перебранка с ними.
— Кончай с этими трепачами, пойдем одеваться, — впервые за это утро выдавил из себя вечно молчащий Василий Степанович Кочетков.
Он, как опытный парашютист-испытатель, был выпускающим и отвечал за спасательное снаряжение.
150
Кислородчики надели на меня скафандр, переругиваясь с доктором, который запутался в своих проводах от датчиков.
Василий Степанович помог мне сесть в кресло. Где-то внутри мне это не понравилось — «провожает». Хотелось грубой мужской шутки, чего-то отвлекающего…
Но Василий Степанович сам много раз бывал в том состоянии, которое испытывал в данный момент я — молодой испытатель. Он по- отечески заботливо притягивал меня к креслу, привязывал фалы приборов. И все время спрашивал: «Не режет? Не давит? А эту лямку подтяни, не пижонься — смельчаков видели».
Все готово. Притянут, привязан. Пора в самолет. Инженеры, механики бережно подняли кресло со мной и вынесли из помещения к подъемному крану. Подцепили кресло на крюк. Вишу, болтаюсь на тросах. Механики, ухватившись за кресло, вставляют его в направляющие рельсы кабины самолета. Усадили. Сижу.
Приезжают летчики. Они, как будто выполняя какой-то ритуал, по- своему здороваются с механиками. Те заботливо пристегивают их к рабочему месту — креслу в кабине. Ласково, с шутливым балагурством, поправляют их снаряжение.
Загрохотали двигатели самолетов. Плавно, величественно вырулили на взлетную полосу три ястребка. Остановились. Слышу в шлемофоне:
Книга рассказывает о 50-летней истории города Березники, о его замечательных людях.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Знатокам и любителям, по-старинному говоря, ревнителям истории отечественных специальных служб предлагается совсем необычная книга. Здесь, под одной обложкой объединены труды трех российских авторов, относящиеся к начальному этапу развития отечественной мысли в области разведки и контрразведки.
В своей книге Алла Валько рассказывает о путешествиях по Украине и размышляет о событиях в ней в 2014–2015 годах. В первой части книги автор вспоминает о потрясающем пребывании в Закарпатье в 2010–2011 годы, во второй делится с читателями размышлениями по поводу присоединения Крыма и военных действий на Юго-Востоке, в третьей рассказывает о своём увлекательном путешествии по четырём областям, связанным с именами дорогих ей людей, в четвёртой пишет о деятельности Бориса Немцова в последние два года его жизни в связи с ситуацией в братской стране, в пятой на основе открытых публикаций подводит некоторые итоги прошедших четырёх лет.
В книге рассказывается о деятельности органов госбезопасности Магаданской области по борьбе с хищением золота. Вторая часть книги посвящена событиям Великой Отечественной войны, в том числе фронтовым страницам истории органов безопасности страны.
Не каждый московский дом имеет столь увлекательную биографию, как знаменитые Сандуновские бани, или в просторечии Сандуны. На первый взгляд кажется несовместимым соединение такого прозаического сооружения с упоминанием о высоком искусстве. Однако именно выдающаяся русская певица Елизавета Семеновна Сандунова «с голосом чистым, как хрусталь, и звонким, как золото» и ее муж Сила Николаевич, который «почитался первым комиком на русских сценах», с начала XIX в. были их владельцами. Бани, переменив ряд хозяев, удержали первоначальное название Сандуновских.
Предлагаемая вниманию советского читателя брошюра известного американского историка и публициста Герберта Аптекера, вышедшая в свет в Нью-Йорке в 1954 году, посвящена разоблачению тех представителей американской реакционной историографии, которые выступают под эгидой «Общества истории бизнеса», ведущего атаку на историческую науку с позиций «большого бизнеса», то есть монополистического капитала. В своем боевом разоблачительном памфлете, который издается на русском языке с незначительными сокращениями, Аптекер показывает, как монополии и их историки-«лауреаты» пытаются перекроить историю на свой лад.