Перевод с английского - [13]

В глубине двора появляется Курочкин - не то расстроенный, не то заспанный. Увидев Андрея, он, делая от радости нелепые подскоки, кидается ему навстречу:

- Андрюх! Где ты был? Мы тебя искали… И по телефону и везде!

- Зачем? - Андрей идет своей дорогой, не удостаивая его даже взглядом.

- Ну, вообще… Пойти куда-нибудь можно, воскресенье все-таки.

- Вот и хромайте.

- Слушай, а Пушкарь-то? - Курочкин трусит рядом, заглядывает в неумолимые Андрюшины глаза. - Отмочил, а? Это ж надо - так все наврать!

- Как это - наврать? - останавливается Коробов.

- А ты не знаешь?! Нет,ты правда не знаешь ничего? Это американское письмо он сам себе написал! Его Числитель расколол - он вспомнил книжку, из которой Пушкарь все эти имена cтырил! Потеха, да?

Лицо Андрюши светлеет, розовеет, и вновь расцветает его ясная неотразимая улыбка:

- Я ж говорил! Эх вы, ишаки!

И он прибавляет ходу.

- Андрюш, а мне можно с тобой? - томится Курочкин.

- Тебе? Со мной? - таким тоном спрашивает Андрей, что тот сразу теряется, отстает и смотрит вслед, распустив толстые губы.

Вернувшись во двор, Курочкин запустил камнем в кошку. Просто так, ни за что. Вероятно, он представил себе, что это не кошка, а Пушкарев.

12.

А Леня Пушкарев не утонул, не застрелился, даже не заболел, и под его ногами не разверзлась земля…

Он идет по улице сосредоточенный и темноликий. Не заглядывается ни на какие машины или витрины. Руки глубоко в карманах, воротник пальтишка поднят, глаза сощурены.

Леня подходит к новому пятиэтажному дому, входит в парадное. Поднимается по лестнице - медленно, как-то не по возрасту затрудненно.

Вот перед ним нужная дверь. За ней смех, магнитофонное пение. Леня не сразу решается позвонить. Женский голос спрашивает:

- Кто там?

Леня с внезапной юркостью бросается назад, одним лестничным маршем ниже. Непохоже, однако, чтобы он пришел сюда для такой пустой забавы - позвонить и сбежать.

Вышла моложавая черноволосая женщина, огляделась, пожала плечами.

- Детки, наверно, развлекаются, - сказала она, закрывая за собой дверь.

Леня подождал немного, затем снова поднялся на эту площадку и снова позвонил. Слегка. И снова дал стрекача.

После паузы, какой-то возни и спора вышел большой высоколобый человек с трубкой, лысеющий, что не мешало ему быть лохматым; он в джинсах (вещь нечастая в ту пору и завидная), светлой шерстяной рубашке и в тапочках.

Никого перед ним не было. Человек постоял, щурясь точно так же, как только что на улице щурился Леня, и продекламировал:

- Не пугайтесь, храбрый витязь,

Не скрывайтесь, отзовитесь!

Ленькина голова поднялась над перилами.

- Папа, это я.

- Суслик? Здорово! Молодец, отменный поступок… Взял и пришел. И никаких гвоздей! - За многословной отцовской радостью скрывается какое-то смущение. - А почему ты ретировался, когда открыла Лида… то бишь Лидия Аркадьевна?

Леня промолчал.

- Так. Замнем для ясности. Ну заходи! У меня тут, понимаешь, один юморист в гостях. Накормим тебя, потешим…

Леня опять промолчал: он не хотел ни есть, ни потешаться.

- Случилось что-нибудь? - отрезвел вдруг папа. - С мамой?

- Нет. Папа, а ты выйти не можешь?

Папа в раздумье пощипал себя за ухо.

- Когда меня просит старший сын, в принципе я все могу… ибо он в своем полном праве. Тем более, что у него такие скорбные глаза… и мы давненько не виделись… В общем… подожди. Сейчас я им скажу, что мой старший сын - мое высшее начальство, и, раскидав конвой, уйду в самоволку!

Леня хотел возразить, что раз такие трудности, то не надо, но отец уже скрылся за дверью.

…И вот они уже идут вдвоем по воскресному многолюдному городу. На папе - теплая куртка с нестандартным количеством молний.

- А Ванечка что делает? - спрашивает Леня.

- Спит. Сегодня еле пустил нас в кухню завтракать - там у него шли маневры. Стиральная машина выполняла функцию БТРа или танка - точно не скажу…

- Потом, как проснется, мне можно с ним погулять?

- Конечно. Воскресенье - ваш день. Итак, я весь внимание: что стряслось?

Лене трудно начать: кажется, они слишком по-разному настроены сейчас…

- Есть один человек, который мне нра… ну, в общем, с которым я очень хотел дружить…

На папином лице - веселый преувеличенный испуг.

- Ну, ты даешь! Нельзя ли пораньше? Ромео - уж на что дитя, но ему было пятнадцать, кажется…

Леня обозлился.

- Не буду рассказывать!

- Ну, прости, я слушаю очень серьезно.

- А этот человек, он считает меня… ну… за шмокодявку.

- За кого? Не знаю такого слова.

- Какая разница, понимаешь ведь! В общем, никак он не относился ко мне… До субботы.

- А в субботу?

- Не перебивай! Я придумал одну вещь, такую, чтобы он стал на меня… ну…внимание обращать. И чтобы всем стало интересно! Понимаешь? Например, был я пешка, а сделал ход, как тура!

- Как ладья.

- Ну, ладья. А он меня стал ненавидеть! И он и все. Весь класс.

- Неужто? Какой же ты сделал ход, интересно?

- Теперь это не важно. Только в школу я больше ходить не буду…

- Видишь ли… ситуация еще не вполне для меня ясная, но неприятная, что и говорить. Ты же сам сказал, что нарушил правила игры, а люди этого не прощают, мой мальчик. Надо быть ладьей, чтобы ходить, как ладья! Иными словами - быть личностью! Понимаешь?