Может быть, мы не заметили ту осень, которую любил Пушкин. Допустим, из-за ее застенчивой краткости в этом году.
А можно сказать категоричнее: такой осени не заслужили мы, вот Москва и не видела ее. Теперь уж не увидим, - сразу, наверное, к "белым мухам" перейдем.
Факт налицо: не та осень! Всего лишь "облачная погода без прояснений", не более.
Только к утру перестал дождь.
Во дворе у серого четырехэтажного здания школы безлюдно - мокрые деревья да птичий крик…
Выбежали из этого здания два пацана без пальто. Поеживаясь и оглядываясь, закурили. Выступ небольшой каменной лестницы загораживает их от ветра и от возможных наблюдателей, но только с одной стороны.
А с противоположной - как раз идет человек. В очках. Сосредоточен на том, куда поставить ногу, чтобы не увязнуть в глине. В углу его рта - незажженная сигарета.
Мальчики нырнули обратно в помещение.
- Как думаешь, видел? - спросил один, щуплый, с мышиными зубками. Второй пожал плечами.
Потом тот человек вошел в вестибюль.
- Здрасте, Илья Семеныч, - сказали оба мальчугана. Щуплый счел нужным объяснить их отсутствие на уроке:
- Нас за нянечкой послали, а ее нету…
- А спички есть? - спросил мужчина, вытирая ноги.
- Спички? Не… Мы же не курим.
Мужчина прошел в учительскую раздевалку.
- Надо было дать, - сказал второй мальчишка. - Он нормально спросил, как человек.
Щуплый со знанием жизни возразил:
- А кто его знает? С одной стороны - человек, с другой стороны - учитель… Пошли.
* * *
Под потолком летает обезумевшая взъерошенная ворона. От воплей, от протянутых к ней рук, от ужаса перед облавой она мечется, ударяясь о плафоны, тяжко машет старыми крыльями, пробует закрепиться на выступе классной доски, роняя перья… Там до нее легко дотянуться, и она перебирается выше, на портрет Ломоносова.
Молоденькая учительница английского языка ошеломлена и напугана ужасно. Сорвали урок!… Совсем озверели от восторга, их теперь не унять, не перекричать… Весь авторитет - коту под хвост! Ее предупреждали: как начнешь - так и сложится на годы вперед… Проблема №1 - правильно поставить себя, заявить определенный стиль отношений… Вот она и заявила!
- Швабру тащи, швабру!
- А почему она не каркает? Может, немая?
- Черевичкина, ты всегда завтраки таскаешь, давай сюда хлеб!
- Станет она есть, жди! Сперва пусть очухается!
- Наталья Сергеевна, а как по-английски ворона?
- Вспомнил про английский! Вот спасибо…
- Ну, как, Наталья Сергеевна?
- A crow.
- Эй, кр-роу, крроу, кррроу!!!
- Тряпкой надо в нее! Дежурный, где тряпка?
- "Какие перышки! Какой носок! И верно, ангельский…"
- Ну знаешь классику, знаешь! Братцы, под лестницей белила стоят. Искупаем ее?
- Сдохнет.
- Крроу, крроу!
И все это выкрикивается почти одновременно, и в глазах Натальи Сергеевны рябит от этих вдохновенно-хулиганских, вспотевших, хохочущих лиц! Вот уже кто-то приволок швабру, отнимают ее друг у друга… Ворона сжимается, пятится, закрывая глаза…
- Хватит! Не смейте ее пугать, она живая! - вдруг кричит Наталья Сергеевна, которая другие совсем слова готовила: про потерянный человеческий облик, про вызов родителей, про строжайшие меры… У переростка Сыромятникова она силой отбирает швабру, сует ее девчонке:
- Дикари вы, да? Рита, унеси швабру!
Потом она встала на стул и в наступившей тишине потянулась к вороне:
- Не бойся, глупенькая. Ничего мы тебе не сделаем…
Восхищенно переглядываются ребята: новая англичаночка у них, оказывается, - что надо!
Одному из ребят возня с вороной наскучила. Это Генка Шестопал, парень с темными недобродушными глазами, с драмой короткого роста, со скандальной - заметим к слову - репутацией. Китель расстегнут, руки в карманах, движения какие-то нервно-пружинистые. Он вышел в пустой коридор вслед за девчонкой, которая вынесла туда швабру.
- Что бу-удет!… - весело ужасаясь, сказала ему девочка про всю эту кутерьму.
Она была тоненькая, светлая, зеленоглазая, ее звали Рита Черкасова.
- А что будет? - меланхолически спросил Генка. - Будут метать икру, только и всего…
- А кто это сделал-то? Я и н заметила, откуда она вылетела.
- А зря. - Генка открыто разглядывал Риту. Другим девчонкам не под силу соперничать с ней, и она это знает, оттого и ведет себя с тем королевским достоинством, которому не приходится кричать о себе: имеющий глаза увидит и так…
- Зря не заметила. Ты член бюро, с тебя будут спрашивать…
Она дунула небрежно вверх, прогоняя падающую на глаза прядь волос, и хотела вернуться в класс, но Генка привалился спиной к двери.
- "Что за женщина, - тихонько пропел он, - увижу и неме-е-ею… Оттого-то, понимаешь, не гляжу…"
- Пусти, ну!
- Если это дело будет разбираться в верхах, - проговорил Генка бесстрастно, - можешь сказать, что ворону принес я.
- Ты?! Очень мило с твоей стороны, - поразилась она. - Я жутко запустила английский, два раза отказывалась, а сегодня погорела бы точно.
- А моя ворона умница, она это учла, - глядя в потолок, намекнул Генка. - Ну ладно, иди, а то телохранитель твой заволнуется. - Это он произнес уже другим тоном, едким и мрачным.
- Из-за тебя? - Она смерила его взглядом и вернулась в класс. Генка вздохнул и пошел за ней.
