Перевал - [6]
«Молодец ты, Казакова! Тебе надо попасть в город. Поучиться в медресе, — говорил ей Якименко, мешая русские слова с киргизскими. — Иначе глаза у тебя не раскроются на обман баев и всяких шайтанов. Я поставил в известность кантком: Казакова Батийна первая из женщин в долине Карасаз, которая вступила в партию большевиков».
Батийна живо вообразила Якова Степановича, как он глядит на нее с высоты своего огромного роста и, как всегда, добродушно улыбается. «Эх, встретился б нам большой Жашке, уж он бы, наверное, нашел бы, где нам переночевать».
Чем дальше углублялись в город, квартал за кварталом, тем растерянней они себя чувствовали. Улицы пошли оживленные, многолюдные. Подпрыгивая на мягких рессорах, проносились фаэтоны. О, как вольготно чувствовали себя в городе нарядно одетые женщины! Но киргизских женщин не видно было, — все иноязычные. «Боже мой, — подумала Батийна, — настанет ли время, когда женщины в глухих наших аплах, что жмутся сейчас у земляных очагов, будут ходить так же вольно, никого не остерегаясь».
Батийна смотрела на них с удивлением и завистью. Она даже забылась немного и, казалось, вот-вот выпустит из рук поводья и чумбур.
Спутник предупредил её, стеганув камчой своего коня:
— Не зевай, Батийна, недолго и собьет какой-нибудь спесивый байбача в трашманке[7].
Расспрашивая у прохожих, сворачивая с улицы на улицу, только под вечер Батийна со своим спутником подъехали к голубому зданию на углу. Первое, что поразило и восхитило Батийну, — это были большие светлые окна со ставнями, высокое крыльцо и не то семь, не то восемь ступеней. Здание было крыто зеленого цвета железом, на карнизе под крышей — вырезанные узоры вроде воробьиных лапок.
«Вот он, кантком», — сказал первый встречный. Она не сразу сообразила, что надо слезать с коня и, поднявшись по ступенькам, войти в здание. Батийна продолжала любоваться его красотой. В ее глазах, в глазах женщины, впервые приехавшей из глухого аила в город, светился восторг: «Боже ты мой, ведь бывают, оказывается, на свете такие вот красивые дома с такими большими окнами!»
— На, Батиш, подержи! — Провожатый протянул ей чумбур лошади, которую он водил, и, желая показать, что он все-таки мужчина, перескочил через небольшой арык. Конь зафыркал, пятясь. «Да иди же ты! Окно это тебя не проглотит!» — пришпорил коня провожатый и хотел было заглянуть в окно, вытянув шею, как вдруг оно распахнулось, и оттуда выглянул белолицый джигит с черными курчавыми волосами.
— Ой, аке, вы что, прямо на коне хотите въехать к нам, а? — засмеялся джигит.
— Сынок, где тут канселар[8], называемый канткомом. Не найдем никак, — вздрогнув от неожиданности, робко спросил провожатый.
— Привяжите своих коней вон туда, к коновязи, да заходите!
Провожатый махнул рукой так, словно собирал разбредшееся стадо, и сказал:
— Ой, сынок, у меня к канткому дела никакого нет. Но вот эту женщину вы сами вызывали. Она есть та самая Батийна — дочь Казака, которая среди женщин рода карасаз первой стала балшайбеком[9], первая у нас надев красную косынку. Я привел ее к вам живой, невредимой. А я, пока базар не разошелся, куплю коням сена да поищу, где мне переночевать…
Джигит улыбнулся и кивнул головой:
— Э, аке, поезжайте себе, если такое дело. О товарище Казаковой мы сами позаботимся.
«Это хорошо, что новая власть заботится о бедняках. Но некрасиво мужчине носить длинные волосы», — неодобрительно подумала Батийна о джигите.
И как-то сразу поникла, устав с дороги.
Отворилась дверь, и вслед за джигитом стремительно шагнула молодая русская женщина с красной косынкой на голове. Она была в кожаной куртке, в черной юбке из толстого сукна и в сапогах. Диковинней всего показалась Батийне ее юбка: «Чудно, что за одежда на женщине? Не то платье, не то чапан. Как только она ходит в этом, бедняжка?..»
Русская женщина улыбнулась Батийне, поздоровалась, как с давнишней знакомой.
— Казакова? Дай руку, дорогая. Будем знакомы.
— Познакомьтесь с ней, аяш, — вставил джигит. — Она работает у нас в женотделе. Валентина Копылова…
Но Копылова прервала его:
— Ладно, товарищ Акимканов, мы сами познакомимся… Правда? А сейчас пойдем ко мне домой.
И, не дав Батийне опомниться, повела её вверх по улице.
В эти минуты Батийна не отдавала себе отчета в том, что именно сейчас осуществляется ее заветная мечта побыть в городе, походить по улицам, поговорить с людьми разных национальностей.
Особенно она была ошеломлена тем, что, попав впервые в город, очутилась дома у русской женщины. Здесь все было ей в диковинку. Обстановка совсем не похожа на ту, которую до сих пор видела и знала Батийна. «Может, сюда свиное мясо положено?» — насторожилась она, когда подали незнакомую еду с какими-то листьями, зеленью.
Внимание Батийны привлекло красивое изображение в почетном углу. Каково же было ее удивление, когда мать Копыловой встала лицом к изображению и стала совершать непонятные ей движения, прикладывая сложенные вместе три пальца правой руки то ко лбу, то к плечам.
«А, вот как молятся, — догадалась Батийна, поглядывая на старуху краешком глаз. — Интересно!»
Копылова, которая только что потчевала Батийну с таким радушием, будто встретила давнюю подругу, повела ее в другую комнату и показала на кровать:
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Тугельбай Сыдыкбеков — известный киргизский прозаик и поэт, лауреат Государственной премии СССР, автор многих талантливых произведений. Перед нами две книги трилогии Т. Сыдыкбекова «Женщины». В этом эпическом произведении изображена историческая судьба киргизского народа, киргизской женщины. Его героини — сильные духом и беспомощные, красивые и незаметные. Однако при всем различии их объединяет общее стремление — вырваться из липкой паутины шариата, отстоять своё человеческое достоинство, право на личное счастье.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.