Перевал - [4]
Дальше путник волен ехать, куда пожелает, отсюда и до Чуйской долины не так далеко. Скорей, скорей выбраться на широкую дорогу, подальше, подальше от аила!
Застоявшиеся с вечера кони то и дело рвут повод, пятятся, набрасываясь на придорожную траву.
«А зачем мне вести в поводу двух лошадей, что мне с ними делать?» — прикинула Зуракан и проворно сняла узду с головы той лошади, которая шла с ленцой.
— Ступай, милая, куда хочешь! Будем живы, бай еще расплатится со мной за все труды…
Откинув узду, Зуракан подтянула повод второго коня поближе к себе и поскакала рысью. Отпущенная на волю лошадь припала было к траве, но тут же тихо заржала, словно опомнилась, и побежала вслед за хозяйкой. Однако сочная трава все же соблазнила ее. Пробежав немного, лошадь отстала.
Чем дальше, тем тревожнее становилось на душе Зуракан. «Глупая моя голова, что ж я натворила? Зачем было угонять коней? На чужом долго не усидишь. Настигнет погоня, так меня живьем закопают…»
Обогнув мрачный, покрытый кустарником выступ горы, Зуракан очутилась в долине. Придержала коней. Послышались неясные голоса, показались силуэты всадников. «Боже мой, что за люди?»
Зуракан остановилась на миг, натянула повод. «Будь что будет…» И решительно пришпорила коня.
Всадников было двое. Впереди себя они гнали навьюченного быка.
Зуракан обогнала их.
— Ассалом алейкум, братья, доброго пути вам! — сказала она, подделываясь под грубый мужской голос.
Один из верховых остановился:
— Эй, кто ты? Откуда, куда?
— С джайлоо на джайлоо.
— Что-то у тебя вид подозрительный. Может, ты вор?
Проехав мимо, Зуракан оглянулась и бросила насмешливо:
— Хорошенько поглядывай за своим конем! Как бы не прозевать его…
— Ты, наверное, из чуйских? Угнал чужого скакуна?
Слово «чу» влило бодрости в сердце Зуракан. Значит, она едет верной дорогой.
И она пришпорила коня. Но вскоре позади себя услышала громкий разговор.
— Не так-то далеко… догоните… — донесся до нее чей-то голос.
Зуракан не растерялась. Подтянув поближе шедшего в поводу копя, она повернула вправо и, продравшись сквозь кусты, въехала в чащу.
Отчетливо долетели голоса преследователей:
— Эх, попадись только она нам в руки, эта негодяйка! Столько хлопот доставила нам!..
Подъехав к развесистому дереву — не то к рябине, не то к вербе, — Зуракан соскочила с коня. Поставив лошадей головами друг к другу, она взяла их под уздцы и прижалась к мордам, как бы умоляя: «Стойте, дорогие, спокойно, не вздумайте ржать, грызть удила». А сама вся превратилась в слух. Преследователи не заметили ее, — настегивая коней, они проскакали вдоль берега.
— Далеко ей все равно не уехать, кони скоро выдохнутся.
— Она может свернуть куда-нибудь…
— Никуда не денется, если и свернет!
Явно голос мужа — Текебая. В его тоне угроза, смешанная с тревогой.
Черная темь поглотила преследователей.
Оголодавшие кони потянулись к траве. «Куда теперь торопиться. Пусть попасутся…» — подумала Зуракан.
…Небо постепенно серело, начали проступать еще смутные пока очертания хребтов и ущелий. Камни на горных террасах казались то мирно лежащими верблюдами, то отарой отдыхающих овец.
Уже совсем развиднелось, когда Зуракан взнуздала коней и вскочила на гнедого. Отпустив подлинней повод коня, которого вела чуть позади, она скакала, то пригибаясь под низкими ветвями, то чуть подаваясь в сторону.
Но вот на её пути встала высокая скала с укоренившимися в расселине елочками и кустами рябины. Зуракан пришпорила коня, чтобы скорее обогнуть каменную глыбу. «За выступом, — подумала она с надеждой, — дорога будет лучше». И действительно, как только миновала выступ, перед ней открылась широкая долина.
— Боже, сжалься надо мной, направь на верную дорогу!..
В тот же миг она увидела оседланных коней — они паслись неподалеку. Словно из-под земли выросли двое мужчин. II один из них издали замахал ей руками:
— Эй, батыр, заверни-ка сюда!
Зуракан узнала Мекебая, спутника ее мужа. «Попалась!» — и решила близко не подъезжать к ним, авось не узнают. Выкрикнула, изменив голос, как можно грубее:
— Ассалом алейкум, мирза!
Голос показался Текебаю знакомым.
— Скажи, азамат, кто ты?
— Какое вам дело, кто я? — отозвалась Зуракан. — Я — Дандыбай, младший брат Кандыбая. Сноха моя при смерти после родов… нечистый давит ее. Еду в нижний аил за шаманом Байчекиром.
Мужчины переглянулись.
— Не твоя ли это жена? — спросил один.
— Дандыбаем ведь себя называет…
— А конь-то смахивает на коня свата Нурбая.
Неуклюже ступая, Текебай опять крикнул:
— Эй, не Зуракан ли ты?
Зуракан подтянула повод коня.
— А кто это такой, Зуракан?
— Чем-то ты походишь на нее…
— Эй, джигит, в своем ли ты уме? На мужчину говоришь, что похож на женщину! — Рассмеявшись, Зуракан пришпорила гнедого.
Мекебай толкнул в бок Текебая.
— Садись на коня! Это твоя жена… Переоделась мужчиной!
Они пустились в погоню и скоро догнали ее. Теперь Зуракан уже некуда было деваться. Мекебай подскакал вплотную и, всмотревшись ей в лицо, занес камчу над головой:
— У, змея!
Зуракан поднялась на стременах и замахнулась срезанной по дороге рябиновой палкой:
— Ну-ка, умерь свою прыть, байский холуй!
— Смотри ты, как осмелела! Прирежу тебя сейчас!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Тугельбай Сыдыкбеков — известный киргизский прозаик и поэт, лауреат Государственной премии СССР, автор многих талантливых произведений. Перед нами две книги трилогии Т. Сыдыкбекова «Женщины». В этом эпическом произведении изображена историческая судьба киргизского народа, киргизской женщины. Его героини — сильные духом и беспомощные, красивые и незаметные. Однако при всем различии их объединяет общее стремление — вырваться из липкой паутины шариата, отстоять своё человеческое достоинство, право на личное счастье.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.