Перевал Бечо - [5]
Чепарин подошел к Одноблюдову.
— Знаю, вам и альпинисты нужны. С Тырныауза дадим вашего дружка — Николая Моренца. Добро, Юра?
— Моренец и без вашей добавки, Петр Диомидович, пойдет по нашей линии, — улыбнулся Юрий. — Кстати, он и Сидоренко здесь, ждут меня внизу.
— Тем лучше. — Парторг взял Одноблюдова за локоть и усадил рядом с собой. — Тебя, Юрий Васильевич, назначаем главным. В помощники возьмешь себе Малеинова, Сидоренко, Моренца и этого… Как ты назвал радиста-наблюдателя с метеостанции «Приют девяти»?
— Виктор Кухтин.
— Да, да, Кухтина.
Одноблюдов кивнул в знак согласия и попросил побыстрее доставить их на место, чтобы не задерживать подготовку лагеря к приему беженцев.
— За это не волнуйся, — сказал Чирков и тут же позвонил в гараж, чтобы к зданию комбината немедленно подали «пикап».
Прощаясь с Одноблюдовым, руководители комбината предупредили, что сегодня они будут поднимать по тревоге людей и направлять к нему в Тегенекли.
ВВЕРХ ПО БАКСАНУ
К рассвету ветер успел разогнать тучи, и небо над поселком стало чистым, прозрачным, будто промыли и досуха вытерли его. Кругом еще блестели лужи; точно восковые, трепетали листьями тополя, лохматые акации. Между прибрежных скал носились голосистые стрижи. Но Николаю Моренцу было совсем не до птиц и не до вымытого дождем поселка…
Ночью отбыли в Тегенекли начальник перехода Одноблюдов и его помощник Сидоренко. А Моренцу, военруку местной школы, вместе с другими работниками комбината поручили заняться снаряжением и эвакуацией людей в Тегенекли, куда можно было добраться машинами. Обогнув каменный дом с заколоченными окнами, Моренец направился к шахтерскому клубу, куда уже подавали машины и подводы.
— Шахтеры! Ваши машины справа. Обогатители! Ваши — слева, — энергично работая локтями, выкрикивал коренастый проходчик в поношенной серой шинели.
Больно ударившись ногой о кем-то уроненный в сутолоке чемодан, Моренец спешил к головной машине, чтобы погрузить доставленные с «канатки» бурты пеньковой веревки.
— Проценко, ты? — крикнул Моренец стоявшему в кузове молодому инженеру. — Держи канат… Клади его поближе к кабине, чтобы сидеть можно было.
Всю ночь посыльные предупреждали людей об эвакуации, и сейчас многие, разбуженные тревожным стуком, уже сидели в машинах и ждали отправки. Светлело. С котомкой за плечами появился невысокий старик в теплой куртке, застегнутой на все пуговицы. Он медленно шел, опираясь на толстую палку с нарезным набалдашником. То был Кочергин. Рядом шла его дочь, рудничный инженер.
«А может, вот так, сгорбившись под тяжестью узла, где-то бредет и мой отец?» — посмотрев на старика, подумал Моренец и вышел навстречу Кочергиным.
— Разрешите помочь…
— Благодарю, молодой человек, — вежливо ответил Кочергин. — Мы и сами как-нибудь управимся.
— А вам помочь? — обратился Коля к девушке.
— Что вы! Что вы! — ответила она и, сбросив с плеч самодельный вещевой мешок, крикнула сидевшему в кузове светловолосому мальчугану:
— Держи, Петрушка!
Но не успела девушка опомниться, как ее мешок оказался в руках Моренца.
— Держи, Петруша! — теперь уже выкрикнул Моренец.
Потом Николай подсадил старика, помог девушке забраться в кузов машины.
Погрузка шла полным ходом.
С группой работниц обогатительной фабрики подошла жена забойщика Вера Ивановна Ковалева.
— Тетенька Вера, тетенька Вера, идите к нам! — послышался чей-то тоненький голосок, и тут же из-за борта полуторки выглянула перевязанная накрест платком черноглазая девочка лет восьми.
Те, кто уже сидел в машине, принимали от Веры Ивановны Ковалевой и помогавшего ей Моренца узлы, а затем и детей.
Грузилась и семья главного геолога комбината Николая Александровича Хрущева[1].
«Тот самый, — подумал Моренец. — Один из первооткрывателей крупнейших в мире месторождений редких металлов».
— Возьми это, — резко выпрямившись, словно боясь выпустить из рук, Николай Александрович подал оцепеневшей от горя жене тяжелый матерчатый сверток. — Ты знаешь, что он для меня значит… Береги его.
То были его труды: карты с геологическим строением района, расчеты, инженерные выкладки, схемы выработки металлов.
В сероватой дымке, стелившейся за рекой, проглядывали рудничные постройки, новые корпуса обогатительной фабрики… Жизнь замирала. Не дымили трубы, молчаливо стояли подъемники, а на стальных канатах сиротливо висели пустые вагонетки.
Моренец видел, как, сняв форменную фуражку с перекрещенными молотками, главный геолог еще долго и внимательно оглядывал все вокруг. Видимо, вспоминал свою жизнь на Кавказе: крутые обрывы, давно нехоженные турьи тропы, по которым неделями бродил в поисках редких металлов, звездные ночи, костры, возле которых можно было помечтать, набросив на плечи теплую бурку.
Вдали под самым небом маячила высокая гора Кургашилли. Туда не раз он ходил с Беталом Калмыковым, известным в стране партийным деятелем, первым секретарем Кабардино-Балкарского обкома партии. Как-то глубокой осенью Бетал Калмыков поднял на склоне горы блестящий камушек и задумчиво произнес:
— Если б вы знали, Николай Александрович, как нам нужен металл.
А когда поиски редкого металла увенчались успехом, Бетал Калмыков помог Хрущеву встретиться с Серго Орджоникидзе, отдыхавшим тогда в Кисловодске. Разве можно забыть ту встречу, разговор с товарищем Серго и его теплые слова: «Не беспокойтесь, Николай Александрович, все поставим на ноги, а комбинат построим».
