Перестройка как русский проект. Советский строй у отечественных мыслителей в изгнании - [165]
Да, Гефтер тоже обращал внимание на народные корни позитивного отношения к Сталину и сталинской эпохе, говорил, что Сталин сидит внутри нас, в нашем позитивном народном сопереживании величия своей страны, превосходящей все другие по количеству подвластных территорий, позитивном сопереживании ее военнуой мощи, внушающей страх ее соседям.[377] Но Михаил Гефтер, как честный ученый, хотя и декларирует свою верность марксизму, хотя и причисляет себя к тем, кто видит в октябрьском перетряхивании старой России благо, всемирно-историческое событие, все же видит различие между дореволюционной российской державностью и социалистической державностью времен Сталина, между «переживаниями старого патриотизма и шовинизма» и «свежей традицией» державности, выросший из послереволюционных «комплексов». «Даешь Варшаву, дай Берлин» – это не от Романовых», не от русской крестьянской психологии, говорит Михаил Гефтер.
В том-то и дело, что в позитивном сопереживании сталинской эпохи как эпохи превращения СССР в сверхдержаву, патриотический инстинкт тесно завязан на идею коммунистического переустройства мира, на ожидание победы коммунизма во всемирном масштабе. И это еще одно доказательство того, что на самом деле сталиномания сегодня идет не только от национального характера, но и от механизмов сопереживания действительности, российской, мировой истории, характерных именно для советского человека.
Вообще некорректно напрямую связывать моральное чувство, отвращение к насилию, то, что Георгий Федотов называл способностью сопереживать страдания и ближних и дальних, с уровнем образования человека. Среди вождей большевизма и вождей национал-социализма было достаточно много образованных людей. Но именно эти образованные люди совершили самые тяжкие преступления против человечности в XX веке. Я уж не говорю о том, что упускает культуролог Игорь Яковенко: со времен Руссо известно, что само по себе образование ничего не говорит о моральных качествах личности. Иногда достаточно развитого религиозного чувства, чувства сострадания к мукам ближнего, чтобы навсегда возненавидеть не только Сталина, но и Ленина, большевиков в целом. Среди прихожан моей церкви (речь о церкви Спасо-Воротынского женского монастыря под Калугой) достаточно много мужчин, это бывшие механизаторы, которые являются убежденными антикоммунистами, считают, что Сталин убил русскую деревню. А иногда, примером тому – упомянутый выше идеолог антиаппаратной революции 1991 года Отто Лацис, – можно быть и образованным, и поклонником модерна, и ярым врагом русского крестьянского традиционализма, но в то же время защищать красный, большевистский террор, говорить о том, что если бы рожденные Октябрем реки крови были в тысячи раз шире и глубже, дело Ленина все равно было бы свято, ибо оно соответствовало логике истории.
Так вот. Все говорит о том, что мы никогда не докопаемся до глубинных истоков нынешнего неосталинизма, если не будем учитывать, что дело Сталина для его поклонников – это дело социализма, это ответ Сталина на вызовы не только российской, но и всемирной истории. Неосталинизм, конечно, отражает особенности российского национального сознания. Но его идейной основой в сознательной или в бессознательной форме является все же марксистская философия. В том-то и дело, что преступления Сталина не воспринимаются как простые преступления, ибо они как бы оправдываются делом, которое совершал Сталин, они соединены в сознании его поклонников с их верой в то, что Сталин создавал уникальное, справедливое общество, что сама история, ее законы требовали во имя своего осуществления все эти жертвы.
§ 9. Об идеале, который освещает преступление против человечности
В сталиномании, таким образом, происходит слияние действительно российской традиционной недооценки ценности человеческой жизни с марксистским утопизмом, с верой в абсолютную ценность идеалов коммунизма, коммунистического равенства. Мы ничего не поймем в современной идейной и, самое главное, морально-психологической ситуации в России, если не примем во внимание, что и ностальгия о якобы утраченном советском рае, и возникшее в последнее время самоощущение принадлежности к особой русской цивилизации, якобы превосходящей в духовном отношении западную, и возрождение мифа об особой русской отзывчивости к болям современного мира, свидетельствуют о том, что наша русская душа снова нуждается в иррациональном. Хватить думать о плохом. Глядеть в неприятное. Пускай хотя бы сегодня на душе будет праздник.
