Перестройка как русский проект. Советский строй у отечественных мыслителей в изгнании - [163]

Конечно, российские литераторы нарочито выпячивали слабости и недостатки российской души, эта традиция шла от Гоголя. Выпячивали все мерзости российской жизни в надежде на очищение шоком. Хотя какая нарочитость! «Еще до сих пор насмерть убивают в кулачных боях, среди великой дикости и глубочайшего невежества». Эти слова принадлежат тому же Бунину. Все произошло, как предвидел великий русский писатель: жестокость мужика, «лютость» нашего народа должна была прорваться наружу и закончиться мясорубкой гражданской войны.

Русский человек, как в 1918 году писал в сборнике «Из глубины». С. А. Аскольдов, все время соскальзывает в бездну кровавых преступлений потому, что в «его душе есть и «божественное» и звериное, но нет середины, то есть человеческого, нет того, из чего вырастает закон, культура, богатство». Если нет уважения к закону, то нет и гуманизма, нет культуры. Уже в 20-е все русские мыслители в изгнании отдавали себе отчет, что наша революция, наша гражданская война 1918–1920 годов поставила крест на всех иллюзиях так называемого «религиозного народничества», на всех этих разговорах о том, что русский человек велик тем, что он ставит справедливость выше закона. Страшная правда, открывшаяся во время гражданской войны, состояла в том, что на самом деле при всей нашей любви и разговорах о справедливости, этического пафоса в народной душе не было. Репрессии Ленина и Троцкого, а затем репрессии Сталина были возможны только потому, что «этический уровень русской души невысок».[374]

§ 8. О советских корнях сталиномании

Мне все же думается, что со всех точек зрения было бы неверно, подобно культурологу Игорю Яковенко, целиком и полностью выводить неосталинистские настроения из русского национального архетипа, из «мифологии традиционного общества, восходящей к культурному космосу русского крестьянства». Все дело в том, что для современной посткоммунистической России предельно важно выяснить, что в нынешнем, дающем о себе знать до сих пор нашем жестокосердии идет от так и непреодоленных черт национального характера, а что является специфическим советским наследством, результатом советской переделки русского человека. Что – от национального характера, а что – от советской инженерии человеческих душ? По крайней мере, мне кажется, преодолеть наследство советской инженерии легче, чем то, что формировалось тысячелетней русской историей. Хотя, как отделить одно от другого? Что в нашем, шокирующем иностранцев безразличии к могилам предков от советского «мы наш, мы новый мир построим», а что – от традиционного русского забвенья тех, кто жил до нас. Ведь после того, как в ходе советской истории русский национальный характер был преобразован в характер советского человека, исходное традиционное окрасилось во многих случаях в коммунистический цвет. Примером тому – судьба традиционной российской жалостливости в ходе продвижения России к вершинам социализма. Согласно концепции Игоря Яковенко, в оценках «вождя народов» проявляется столкновение двух картин мира и двух культур. «Высоколобые», как он пишет, то есть образованные люди, исповедующие ценности модерна, исповедующие либерально-гуманистические ценности, видят в Сталине тирана, душителя свободы. И, соответственно, как полагает этот автор, традиционные русские, «люди простые», живущие вне ценностей европейского модерна, видят в Сталине все привлекательное. Для них Сталин – «и великая империя, и русский язык как «старший брат», и предельный уровень патернализма, когда Вождь думает за всех, ставших под его великую руку. Сталин – символ изоляционизма и антизападничества: с его именем связана ностальгия по мифически переживаемому статусу сверхдержавы, распоряжавшейся судьбами мира. Сталин – настоящая власть. Грозная и неподкупная сакральная власть».[375]

На мой взгляд, существенный недостаток данного подхода к анализу истоков неосталинизма состоит в том, что он, во-первых, игнорирует решающее обстоятельство, выводит Сталина за рамки советской истории, за рамки тех специфических задач, которые решал Сталин как руководитель страны. Ведь Сталин был не просто очередной грозный русский царь, он был наследником Ленина, был коммунистом, воплощал в жизнь идеалы Октября. И самое главное. Неосталинисты не просто поклоняются вождю народов. Любовь, поклонение Сталину у них напрямую связано с верой в изначальные преимущества созданного им социалистического строя, с верой в «идеалы социализма». И совсем не случайно неосталинизм в новой России связан напрямую с разочарованием в построенном нами заново капитализме. Все это говорит о том, что невозможна (даже если кому-то и нужна) какая-либо осознанная политика гуманизации постсоветского общественного сознания без анализа всех причин сталиномании, без понимания того, в каком смысле поклонение жестокости власти связано с особенностями национального характера, а в каком – с советским, коммунистическим наследством. Что в нынешних неосталинистских настроениях от поклонения Сталину как крепкому хозяину – от традиционалистского мышления, более точно – от особенностей русского национального мышления, а что – от сохранившейся у постсоветского человека веры в идеалы коммунизма, в изначальное преимущество социализма? Очень часто при анализе истоков неосталинизма вне внимания остался тот основополагающий факт, что среди поклонников Сталина преобладают члены КПРФ, те, кто на демонстрациях несет рядом с портретом Сталина портрет Ленина, а иногда и Карла Маркса и Фридриха Энгельса. Политический образ современной России, нарисованный в статье Игоря Яковенко, игнорирует тот факт, что, как правило, ярые сталинисты, составляющие ядро КПРФ, как раз в отношении к власти находятся в стане «высоколобых», ибо никогда не голосуют за Путина.