Перестройка как русский проект. Советский строй у отечественных мыслителей в изгнании - [157]

Кстати, сталинистские настроения свидетельствуют не только о слабости национального чувства, но и о дефиците веры в свои силы. Только слабый человек, лишенный чувства собственного достоинства, лишенный способности к независимому мышлению, может всерьез думать, что не будь Сталина у власти, мы бы не смогли ни при каких условиях выиграть войну с фашистской Германией. Согласен с мыслью Владимира Путина, высказанной им во время открытия мемориала жертвам сталинских репрессий летом 2007 года в подмосковном Бутове: беда состоит не только в том, что идеалы, во имя которых большевики убивали людей, были «пустыми», но и в том, что все большевистские репрессии были направлены прежде всего против самых талантливых, самых образованных, самых независимых людей. Рискну утверждать, что увлечение Сталиным сегодня идет не только от «беспамятства», от дефицита исторических знаний, но и от непреодоленного до сих пор дефицита в самодостаточных, самостоятельных, уверенных в себе и в творческие, созидательные силы своего народа, русских. Все-таки традиция обожествлять вождей идет от старых, царистских настроений, от чувства раба. Кстати, в моем родном городе сталинисты даже во времена Сталина были редкостью, ибо одесситы от рождения ощущают себя свободными людьми. Советская история подтверждает гипотезу Георгия Федотова, что советская система с ее подавлением личности была создана прежде всего московским типом русского человека. Все-таки, настаивал Георгий Федотов, «в той легкости, с которой русский народ принял большевистское рабство (называя его в первое время свободой), не один лишь общий закон революционного процесса: от анархии к деспотизму. Здесь сказывается московская привычка к рабству, культура рабства и московские и петербургские столетия истории»[363]

У нас до сих пор нет единства по основному вопросу, по базовым ценностям. Обычно европейские народы связывают имя своей нации с теми ее представителями, которые внесли наибольший вклад в мировую культуру. По логике, мы прежде всего должны гордиться Достоевским как гением мировой литературы, соизмеримым по значимости с Шекспиром. Но, как было сказано, ценность культуры занимает далеко не первое место в нашем национальном сознании. И этот факт сам по себе свидетельствует, что мы, несмотря на всеобщую грамотность населения, несомненные успехи в науке, в культуре в советскую эпоху, так и не преодолели ахиллесову пяту русского национального сознания. Речь идет о том, что «русскому человеку не родственно и не дорого, его сердцу мало говорит то чистое понятие культуры, которое уже органически укоренилось в сознании образованного европейца».[364]

Сам по себе факт, что мы выдвигаем на первый план в своих предпочтениях полководцев, говорит о том, что мы не сумели преодолеть советскую психологию осажденной крепости, Железного занавеса, к счастью, нет, а психология осажденной крепости осталась. Хотя, как сказать! Все, после присоединения Крыма, идет к возрождению железного занавеса. На этот раз воссозданного не русской властью, а Западом. Если ввести нынешнее спровоцированное, в том числе и нами, противостояние Запада в контекст русской истории всего XX века, то получается совсем не радостная картина. Почти на весь XX век, с 1917 по 1991 год, Россия из-за большевистской революции оказалась в роли осажденной крепости, была выведена по собственной воле из общего контекста развития мировой цивилизации, что не могло не привести к целому ряду культурных утрат. Но прошло всего четверть века, и мы снова, по собственной воле переходим на позиции изоляционизма, начинаем выпадать из современной, быстро развивающейся, глобальной цивилизации.

Праздник русской истории, восстановление исторической справедливости, может обернуться как раз восстановлением советской психологии осажденной крепости и без возрождения железного занавеса в точном смысле этого слова. Вообще, какое-то плохое предзнаменование было в том, что мы начали превращать учение об особой русской антизападной цивилизации в государственную идеологию как раз накануне присоединения Крыма к РФ, накануне неизбежного в этой ситуации нового витка противостояния с Западом. И опять у нас на телевидении с утра до вечера «военные марши» и бесконечные празднования семидесятилетнего юбилея освобождения городов Крыма от фашистских захватчиков. Создается впечатление, что, напоминая людям о победах прошлого, мы как бы стремимся вывести их сознание из сегодняшней реальности, отвлечь их от тех проблем, с которыми, как выяснилось, даже Путину не удается справиться. Нет уже, наверное, шанса, что ценность культурных достижений нации, ценность прорывов на цивилизационном уровне встала в России хотя бы вровень с военными победами. Большевики победили не только из-за невежества российского крестьянства, из-за нашей российской склонности все сложное сводить к простому, из-за вечного ожидания чуда и чудотворцев, но и из-за «общей слабости в России духовных начал», из-за того, что ценность равенства у нас стояла выше ценности мысли, красоты, ценности духовного развития личности. Конечно, без военных побед, обеспечивающих суверенность российского государства, не может быть ни нации, ни ее культурных достижений. Идеолог русского сознательного патриотизма Петр Струве связывал нацию, конечно, и с русской воинской славой, с победами Суворова, Кутузова, Нахимова. Но все же на первое место в ряду «скрепов» русской национальной идентичности он ставил победы русского духа, самоотвержение Сергия Радонежского и митрополита Филиппа, гений Пушкина, Гоголя, Достоевского, Толстого. Все-таки военные победы, не принесшие прорыва в области культуры, мало что стоят. Греки прославились прежде всего гением Платона, Аристотеля.