Перешагнувшие через юность - [38]

Шрифт
Интервал

Собрался с силами Ильченко, посмотрел на дорогу. Да это же немецкие мотоциклы рокочут! Все ближе и ближе. Надо выстрелить, предупредить батальон.

Но батальон и без предупреждения заметил противника, занял оборону в придорожных лесопосадках. Все бойцы там, а двое, Ильченко и Рыженко, здесь, отдельно от своих. Каково им?

Мотоциклисты проскочили мимо них и скрылись в притихшей станице. Потом промчались грузовики с кузовами, битком набитыми автоматчиками.

— Поползли в коноплю, — предложил Ильченко напарнику. — Ползком нам до батальона не добраться — сразу заметят нас. Придется ждать вечера.

Лежат они в конопле час, лежат другой, третий. Чего бы сейчас не отдали за то, чтобы быть вместе со всеми! Валяйся тут. За стеблями конопли их незаметно. Зато им все видно, что творится у крайних хат. Шныряют по дворам немцы, но нечем им поживиться. Видно, станичники давно уже на голодном пайке сидят. И враги отбыли куда-то.

Стало темнеть. По тропинке рядом с коноплей проехал на велосипеде щеголеватый немец. Он так нажимал длинными ногами на педали, что рама скрипела.

— Вот бы заарканить его! — прошептал Рыженко. — То был бы «язык»…

Ильченко вздохнул:

— Где нам с ним справиться? Видишь, здоровый какой? Верзила!

— А все-таки надо попробовать…

Верзила прислонил велосипед к побеленной стене хаты и отправился в курятник. Там, конечно, никаких кур не было, однако он продолжал шарить по углам. Может, думал, что хозяева припрятали что-нибудь под соломой? Нагнулся, широко расставил ноги. Тут на него и набросились бойцы. Заломили руки, скрутили снятой с гвоздя веревкой, а рот заткнули кляпом из двух носовых платков.

— Тихо, понял? — Рыженко погрозил верзиле кулаком. Возле немца, такого огромного, он казался совсем крохотным. Но откуда только энергия взялась! — Поднимешь шум, пристрелю, понял? — И он для наглядности потряс еще своим автоматом. — Вот что тебе будет, ефрейтор!

Ефрейтор, кажется, понял. Послушно пошел на поводке из курятника. Но на улице заартачился. Рыженко толкнул его в спину. Тогда тот стал брыкаться, как жеребец, выбрасывая почти метровые ноги. Пришлось стукнуть его автоматом, так, слегка, чтобы притих. И действительно смирным стал. Даже когда извлекали из кармана пакет, не сопротивлялся. Только таращил глаза.

В батальоне уже забеспокоились. Куда девались Рыженко и Ильченко? Неужели попались немцам? А они — вот они. Да не одни, с «языком». Привели немецкого ефрейтора к комбату.

— Освободите ему рот, — сказал Белоконь, обрадованный неожиданной удачей.

Вытащили кляп. Ефрейтор сердито залопотал что-то.

— Чем он так недоволен? — поинтересовался у бойца-переводчика Белоконь. — Что он говорит?

— Говорит, товарищ майор, что не имели права на него сзади нападать. Мальчишки, говорит, еще правил не знают…

— Ишь ты! О правилах да правах каких-то рассуждает, надо ж! Не сопротивлялся? — спросил комбат у Рыженко.

— Не успел. Автомат у него на полу лежал, рядышком с ним, а кулаки мы в петлю захватили, связали. К тому же ему, наверно, показалось с перепугу, что нас целый взвод. Он все, знаете, оглядывался.

В пакете ефрейтора оказался приказ из штаба. Важную птицу захватили ребята — связного.

— Ты что ж это, а? — укоризненно посмотрел на ефрейтора Белоконь. — Пакет секретный везешь, а лезешь в курятник. Неважная, значит, у вас там дисциплина.

Пленному перевели его слова. Немец вытянулся, как будто перед ним стоял не советский майор, а немецкий обернст, который распекал за допущенную оплошность.

— Вольно! — засмеялся комбат.

2

Пакету, добытому Ильченко и Рыженко, цены не было. Из этих документов наше командование узнало о замыслах противника под названием «Эдельвейс».

Нефть Баку и Грозного еще до войны привлекала оккупантов. Гитлер поставил перед группой своей армии задачу: окружить и уничтожить советские войска в междуречье Дона и Кубани.

Ростов держался с трудом. Войска, которые обороняли его дальние и ближние подступы, устремились к Дону.

— Комсомольскому полку приказано обеспечить переправу частей на левый берег, — сказал Насонов Семятковскому.

— Кто знает, Михаил Александрович, сумеем ли мы сами переправиться, — ответил Семятковский. — Город-то горит весь. А ночные бомбовозы добавляют огня каждые пятнадцать минут.

Как раз вспыхнула табачная фабрика — и до нее добрались. Жилые дома трещали, обгоревшие крыши их рушились. Деревья, и те обуглились. Не Ростов, а сущий ад. И сквозь этот ад надо было пробиться во что бы то ни стало.

— Кто же все-таки займется переправой? — задумался вслух Насонов. — Посоветуйте, Семятковский.

— По-моему, надо послать командира взвода седьмой роты, Михаил Александрович. — Он — товарищ решительный, люди за ним пойдут.

— Хорошо. Только вот что: нам придется строить наплавной мост против Зеленого острова, искать строительные материалы. А люди очень устали. Пусть не занятые делом поспят.

Подошел взвод. Семятковский обратился к саперам:

— Товарищи, на том берегу мы отдохнем. А пока нажимайте!

«Нажимать» оказалось не так-то просто: впереди обрушилась горящая стена здания, головешки покатились по мостовой, под ноги саперам. Как тут пройдешь? Жар и дым. Ребята задыхались.


Рекомендуем почитать
Портрет матери

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Весенний поток

Хаджи-Мурат Мугуев родился в 1896 году в г. Тбилиси в семье военного. Окончил кавалерийское училище. Участник первой мировой, гражданской и Великой Отечественной войн. В книге воспоминаний «Весенний поток» автор повествует о героических делах воинов 11-й армии, защищавших Астрахань и Кавказ в 1919–1920 годах. В тот период Х.-М Мугуев работал в политотделе армии, выполнял специальные задания командования в тылу врага.


Марш Смерти Русского охранного корпуса

Созданный на территории оккупированной Сербии Русский охранный корпус Вермахта до сих пор остается малоизученной страницей истории Второй мировой войны на Балканском театре. Несмотря на то, что он являлся уникальным прецедентом создания властями Германии обособленного формирования из русских эмигрантов, российские и зарубежные историки уделяют крайне мало внимания данной теме. Книга Андрея Самцевича является первым отечественным исследованием, рассматривающим данный вопрос. В ней, на основе ранее неизвестных документов, подробно рассмотрены обстоятельства развертывания и комплектования формирования на различных этапах его истории, ведения им боевых действий против повстанцев и регулярных вооруженных сил противников Германии на территории Сербии и Хорватии и проведения его военнослужащими многочисленных карательных акций в отношении местного населения.


Гвардии «Катюша»

Читатель! Эта книга расскажет тебе, как сражались советские люди, защищая родную землю, великий город Ленина, как первые гвардейцы Красной Армии в сложнейших условиях варварского нашествия научились успешно управлять огнем нового и необычного для тех времен реактивного оружия. Из ярких эпизодов тяжелых боев с фашизмом и массового героизма защитников Ленинграда ты поймешь, почему наш народ столь грозное оружие ласково окрестил девичьим именем — Катюша.


Летчица, или конец тайной легенды

Повесть «Лётчица, или Открытие молчавшей легенды» о том, как в 1944 г. в сумятице немецкого отступления встретились советская летчица Люба и немецкий ефрейтор «рыжий увалень» Бенно Хельригель. Щемящая, пронзительная история военной встречи продолжается спустя почти тридцать лет в Москве, куда Бенно приезжает на похороны Любы.


Голанские высоты

Война всегда остается войной - страшным, противоестественным стечением обстоятельств, ломающих судьбы людей. Это всегда испытание для человека - сможет ли он остаться самим собой, несмотря на ужас происходящего. Повесть сирийского писателя Али Окли Орсана "Голанские высоты" рассказывает о войне, которая уже несколько десятилетий нарушает спокойное течение жизни на Ближнем Востоке.