Перешагнувшие через юность - [40]

— Хлопцы, вижу батальон! — сообщил он. — Побежали врассыпную, ложатся…

— Самолеты, товарищ комиссар! — крикнул Рысков, наклоняясь к окошку кабины.

Юрасов приказал шоферу остановиться. Присоединяться к колонне пока смысла нет — за ней определенно погонятся, начнут штурмовать. Одну же машину вряд ли станут бомбить.

Двенадцать тяжело нагруженных «хейнкелей» проплыли над Ростовом, пересекли Дон. С того часа враги перестали сыпать бомбы на Ростов. Они медленно прошли над городом по смятому кругу, сделали боевой разворот.

Саперы, между тем, выбрались из машины, залегли. К дамбе с обеих сторон вплотную подступала вода. Если начнется бомбежка, можно спастись в воде. Но вражеские самолеты направились в сторону Батайска. Зачем? Так вот в чем дело! Фашистские асы замерли над людской вереницей, протянувшейся от острова Зеленый до Батайского шоссе. Большими и малыми группами через открытую равнину шли старики и женщины, несли малышей. И вот над этими беззащитными людьми засвистели бомбы. Все двенадцать бомбовозов высыпали на них свой смертоносный груз. Где только что были люди, теперь зияли рваные воронки, а над ними стоял непрерывный, рвущий душу на части стон.

Черкасов в исступлении рванул ворот гимнастерки.

— Будьте вы прокляты!

Вот так убили и его брата. Бомбой, в своем же дворе. До каких пор будут глумиться над нашими людьми гитлеровцы?

— Детишек-то хоть бы не трогали, — тихо произнес Чумаков. — Как же можно детишек-то?

Но и он сам, и его товарищи уже знали: фашисты способны на все.

4

Больше всех пострадала девятая рота — их буквально засыпало бомбами.

— Где ротный? — спрашивал санинструктор Устинов, переходя из одного разрушенного окопа в другой. — Ротного не видели?

Винник лежал за траверсом: сюда выбросило его из окопа. Он пошевелился. Вроде невредим. Но уши словно паклей заткнуты: и колет, и ничего не слышно. Значит, оглушили. Поблизости фельдшер Ануфриев бинтует заместителя Короткова. Что с ним, с заместителем-то?

А Коротков чувствовал себя так, будто свалился в яму и тонул в липкой грязи. Попытался было опереться на руку — та согнулась, как соломинка. Кровь залила грудь и спину — все мокрое, хоть выжимай.

Его, тяжело раненного, отправили в госпиталь. Контуженный Винник категорически отказался покинуть роту. Как же он ее оставит? Ни за что! Вот придет в себя немножко и быстро поправится. Он шагал впереди роты в сопровождении Устинова и Панасюка, которые поглядывали на него с тревогой. Духовные силы его были воистину неистощимы. Однако надломленный организм сдавал. И вскоре ротный споткнулся, осел бы на землю, если б не подхватили его с двух сторон под руки.

Винника уложили на бричку. Когда остановились на станции Бейсугской, он уже умер.

Невинно голубело небо. Пахло медом и перезревшими фруктами. Сочны были августовские яблоки. И до чего же хотелось жить! Вдыхать напоенный ароматом воздух, слушать, как стрекочут неугомонные кузнечики.

Бойцы провожали в последний путь старшего лейтенанта Винника. Пришли и станичники, принесли марлевые покрывала, георгины, дубовые ветки. Украсили гроб, как могли.

Многим хотелось сказать добрые слова о любимом командире. Жители станицы слушали красноармейцев внимательно. А молодая казачка, никогда не знавшая Винника живым, сплела для него, мертвого, венок из полевых цветов.

— Отомстите врагам за этого человека! — сказала она воинам-комсомольцам. — Он за нас воевал, за детей наших малых…

Над могилой прозвучал трехкратный прощальный салют из винтовок.

Глава тринадцатая

1

По плану «Эдельвейс» намечался захват Кавказа обходом с востока и запада. 1-я танковая армия Гитлера устремилась к Тереку. 17-я полевая пехотная намеревалась захватить Туапсе и Новороссийск. А потом, за хребтом Кавказа, соединиться. Наши 56-я, 12-я и 18-я армии отходили к предгорьям Западного Кавказа, чтобы создать устойчивую оборону, улучшить свое оперативное положение и обеспечить успех сражения.

Комсомольский инженерный полк получил задание — помочь соединениям этих армий создать оборону прочную, непреодолимую. Под прикрытием 1-го стрелкового и 17-го казачьего кавалерийского корпусов батальоны саперов отходили за Кубань.

Высоки волны Лабы быстротечной, шумят они, пенятся. Четвертая рота готовит переправу на левый берег реки. Василий Васютин — старший группы саперов. Он теперь уже не комсорг роты, а политрук. Помогает переправляться на тот берег целой армии с людьми и техникой.

Неожиданно у моста образовывается пробка.

— В чем дело? — спрашивает у Васютина комиссар второго батальона Артюшенко. — Почему все встали? Тут одна бомба может натворить черт знает что!

— Майор какой-то появился. Хуже бомбы! Останавливает людей у моста, документы у всех проверяет. Говорит, что он из заградотряда.

— У него бы у самого проверить, — сердито буркнул комиссар. — Проверяльщики тоже могут быть разные… А ну, шепни ребятам: пусть окружат этого майора незаметно.

У переправы остановился автомобиль. Из кабины вылез Насонов с орденом Красного Знамени на груди. Попросил объяснить причину задержки. Ему сказали про странного майора, который, вместо того, чтобы торопить людей, мешает им переправляться через Лабу. Глаза Насонова гневно вспыхнули. Он протиснулся вперед. Артюшенко и Васютин переглянулись.