Пересекая Африку - [139]
Раб-начальник говорил по-португальски, но никаких новостей сообщить мне не мог. Он был крайне удивлен, увидев меня, и спросил, откуда я пришел. Кто-то из людей Алвиша ответил, что они-де обнаружили меня «разгуливающим по Уруа». Торца начальник каравана поинтересовался, что я делаю. Торгую слоновой костью? Нет!
Рабами? Нет! Воскам? Нет! Каучуком? Нет! Так какого же черта я делаю?! Собираю сведения о стране… Он мгновение смотрел на меня так, как будто был вполне убежден, что я — сумасшедший, затем, изумленный, пошел своей дорогой.
Из следующего лагеря Алвиш отрядил людей в свой поселок в Бие — достать ткани для оплаты перевоза через Кванзу, а я воспользовался возможностью отправить карты и письма, надеясь, что они могли бы достигнуть побережья раньше меня.
У нас было пять очень тяжелых переходов, прежде чем мы добрались до деревни Каньюмбы — вождя Кимбанди, небольшой страны, лежащей между Кибокве и Бие. По пути нам встретилось много мелких партий жителей Бие, собиравших воск, и крупный караван, руководимый еще двумя рабами. Силвы Порту и направляющийся в Катангу закупать рабов. Главным из двоих был дородный старый негр лет 50, одетый в длинный синий сюртук с латунными пуговицами, синие панталоны и широкополую соломенную шляпу. Он и его товарищ охотно сообщили мне, что я не смог бы путешествовать с худшим караваном, нежели караван Алвиша, — мнение, с которым я полностью согласен.
Видя респектабельную внешность руководителя этого каравана, я было понадеялся, что смогу достать у него немного чаю и сухарей. Но я не сумел получить ничего, и пришлось продать свои рубашки, чтобы спасти нас от настоящей голодной смерти, а также разорвать свою шинель и распродавать ее по кусочкам.
За эти пять дней марша мы вступили в бассейн Кванзы и переправились через два из ее притоков — Виндику и Куибу; оба они — довольно значительные реки.
На склоне холма рядом с источником маленького ручья я заметил интереснейшее отверстие и, полагая, что увидел открытое пространство в джунглях, оставил тропу, чтобы к нему пойти. Пройдя несколько ярдов, я с великим удивлением обнаружил, что стою на краю обрыва тридцатифутовой высоты, поднимающегося над впадиной площадью около 40 акров; вся она, за исключением разрыва в примерно 20 ярдов, окружена этими обрывистыми склонами. Дно впадины ровное, с красной почвой, с высохшими руслами, полными белого песка, и многочисленными любопытного вида холмиками красной глины, рассыпанными по его поверхности.
Казалось, будто эта выемка была врезана в холм, а и нее поместили многочисленные модели гор. Какие-то туземцы рассказали мне, что некогда тут стояла деревня, но жители были очень злы, и однажды ночью явилась большая змея и уничтожила их в наказание, оставив место таким, каким я его увидел. Они явно верили в это.
В ставке Каныомбы я воспользовался наблюдениями затмения солнца, чтобы определить долготу. Я насадил темное стекло своего секстанта на одну трубку бинокля, а на другую положил носовой платок, и мне удалось засечь во времени все четыре касания[238]. Единственно как проявили внимание к затмению жители, так это разбежавшись по своим хижинам. Не было охваченных ужасом групп туземцев, ожидающих увидеть змею, поедающую солнце, или полагающих, что настал конец света, хотя уменьшение освещенности было весьма значительное.
Каныомба был очень любезен и прислал мне теленка в качестве «просто дара», так как у меня вообще не было ничего, чем бы я мог его отдарить. Это было первое мясо, какое я ел с момента оставления ставки Ша Келембе, если не считать голубя, которого подстрелил. Когда старик узнал, что я иду с другой стороны континента и собираюсь отправиться домой морем, он всерьез попробовал меня отговорить, пообещав, ежели я вернусь через его землю, сделать все возможное, чтобы мне помочь. Если я отправлюсь водным путем, говорил он, я наверняка заблужусь, так как там вообще не будет знаков, которые бы меня вели.
Алвиш, всегда готовый к любому бесчестному поступку, попробовал обманом выманить у меня теленка, что дал Каныомба, утверждая, будто заплатил за него. Но от некоторых его спутников, которые с ним были в каких угодно, но только не добрых отношениях, я узнал, что это совершенная ложь, и потому отказался отдать теленка.
Жители Кимбанди с очень большим вкусом убирают свои волосы. Иногда они их носят на одной стороне в форме маленькой треугольной шляпы, украшенной каури, тогда как на другой стороне головы волосы свисают длинными колечками. Некоторые сооружают прическу в виде шляпы с низкой тульей, с полями, отделанными бисером или каури.
30 сентября мы покинули нашего гостеприимного друга Каньюмбу и стали лагерем рядом с берегом Кванзы, где к нам присоединились люди, которые ходили в поселок Алвиша для получения ткани на оплату нашей переправы через реку. От них я услышал, что Жуан — его звали, как я теперь узнал, Жуан Баптиста Феррейра — все еще находится в Бие вместе с другим белым, Гильерме Гонсалвишем, который недавно приехал из Европы. Мне также сообщили, что посланное мной письмо отправлено к Жуану для доставки на побережье. Попытки мои добыть какие-либо новости о европейских делах были безуспешны, ибо никто не имел представления о чем-либо дальше Бие и Бенгелы. Они были целиком погружены в дела своего собственного маленького мирка, хотя, судя по сенсационным и лживым историям об опасностях пути, так часто циркулирующим среди них, явно существует опрос на какие-нибудь новости.
