Переплет - [31]

Поднявшись на второй этаж, я услышал, как открылась дверь моей спальни. Меня поразило, каким привычным стал этот звук: я сразу узнал его – дверь Середит скрипела иначе.

– А, прекрасно. Я как раз хотел попросить воды для бритья. Но ничего, чай тоже неплохо. Сюда, пожалуйста.

На пороге моей комнаты стоял мистер де Хэвиленд. Теперь я смог лучше разглядеть его: курчавые светлые волосы с проседью, водянистые глаза, надменная мина; вышитый жилет поверх рубашки. Возраст угадать было сложно: из-за блеклых глаз и светлых волос ему можно было дать и сорок, и шестьдесят.

– Поторопись, мальчик.

– Это для Середит.

На мгновение мне показалось, что он возразит. Но он лишь вздохнул.

– Хорошо. Тогда неси вторую чашку. А воду для бритья вскипятишь потом.

Он протолкнулся мимо меня и вошел в спальню Середит без стука. Дверь распахнулась, я придержал ее локтем и спиной зашел вслед за ним.

– Уходи, – проговорила Середит. – Нет, Эмметт, ты останься.

Она сидела в кровати; пушок белых волос нимбом окружал лицо, пальцы вцепились в одеяло, натянутое до самого подбородка. Она сильно исхудала, но на щеках играл здоровый румянец, а глаза остро блестели, как всегда. Губы мистера де Хэвиленда растянулись в тонкую улыбку.

– Вижу ты проснулась. Как ты себя чувствуешь?

– Чувствую, что на мою территорию вторглись. Зачем ты приехал?

Де Хэвиленд вздохнул. Смахнув несколько несуществующих пылинок с кресла цвета мха, он опустился в него, слегка вздернув штанины у колен. Внимательно осмотрел комнату, разглядывая каждую трещинку в штукатурке, поцарапанное изножье кровати и темно-синие ромбы заплаток на покрывале. Я поставил поднос у кровати. Он потянулся, налил себе чаю в единственную чашку, глотнул и еле заметно поморщился.

– Это так утомительно. Давай не будем ломать комедию и просто признаем, что я тревожусь о твоем здоровье, – сказал он.

– Черта с два. С каких это пор оно тебя заботит? Эмметт, будь добр, принеси еще две чашки.

– Спасибо, Середит, я уже выпил чаю, – ответил я, а мистер де Хэвиленд проговорил:

– Хватит и одной.

Я стиснул зубы и вышел, не глядя на него. Спустился на кухню и постарался вернуться как можно скорее, но наверху лестницы заглянул в чашку и увидел, что та запылилась; если бы чашка предназначалась для мистера де Хэвиленда, я бы не придал этому значения, но из нее будет пить Середит. Пришлось вернуться и вымыть ее.

Когда я зашел в спальню, Середит сидела в кровати прямо, скрестив руки на груди, а де Хэвиленд развалился в кресле.

– Никак нет, – говорил он. – Переплетчица из тебя отменная. Конечно, ты все делаешь по старинке, но… Ты очень мне пригодишься.

– Предлагаешь мне работать в твоей мастерской?

– Мое предложение в силе, и ты это знаешь.

– Только через мой труп.

Мужчина с саркастической миной повернулся ко мне.

– Рад, что ты наконец нашел дорогу, – процедил он. – Будь добр, налей Середит чаю, пока она не умерла от жажды.

В ответ я предпочел молчать, чтобы не ляпнуть какую-нибудь резкость. Налив чай, протянул чашку Середит, но не сразу выпустил из рук, желая убедиться, что она крепко держит ее. Она взглянула на меня, и гнев в карих глазах потух.

– Спасибо, Эмметт.

Де Хэвиленд щипал себя за переносицу большим и указательным пальцем. Он улыбался, но от его улыбки веяло холодом.

– Середит, времена сейчас другие. Даже если бы ты была здорова… прошу, подумай над моим предложением. Влачить одинокое существование в милях и милях от ближайшего города, переплетать книги для невежественных, суеверных крестьян… Мы столько работали над нашей репутацией, чтобы люди поняли: мы лечим души, мы – врачи, а не колдуны. Ты же занимаешься переплетным ремеслом в безвестности…

– Не учи меня жить.

Он откинул прядь волос со лба, растопырив пальцы.

– Я лишь хочу сказать, что крестовые походы преподали нам урок…

– Да тебя еще на свете не было во время крестовых походов! Как ты смеешь…

– Ладно, ладно. – Он выждал минуту, затем потянулся и налил себе еще чаю. Заварка потемнела, как морилка, но он не заметил этого, пока не сделал глоток, а сделав, скривился. – Середит, образумься, прошу. Скольких людей ты переплела в этом году? Четверых? Пятерых? Тебе и так работы не хватает, а ты еще ученика взяла. И твои крестьяне – они же ничего не смыслят в нашем деле. Считают тебя ведьмой. – Он наклонился ближе и заговорил вкрадчиво: – Неужели тебе не хочется перебраться в Каслфорд, где к переплетчикам относятся с уважением? Где уважают книги? Я очень влиятельный человек, знаешь ли. И обслуживаю лучшие семьи.

– Обслуживаешь! – повторила Середит. – Переплет делается раз в жизни.

– Ох, ради всего святого, Середит. Если в наших силах избавить человека от боли, кто мы такие, чтобы ему отказывать? Ты чересчур консервативна.

– Довольно! – Она отодвинула чашку, расплескав чай на покрывало. – Не поеду я в Каслфорд!

– Своим снобизмом ты сама себе вредишь! Почему ты предпочитаешь гнить в этом богом забытом месте…

– Ты не понимаешь, верно? – Прежде я никогда не слышал, чтобы голос Середит дрожал от сдерживаемого гнева. Я разозлился вслед за ней. – Помимо всего прочего, я не могу оставить книги.

Он со стуком опустил чашку на блюдце. На мизинце тускло блеснуло кольцо с печаткой.