Перепелка — птица полевая - [4]

— Де-ла, — только и смог сказать председатель, в сердце будто вонзили острую иглу. Так часто бывает в жизни: за два дня — сразу две беды.

* * *

Жена Комзолова страдала неизлечимой болезнью… И вот сегодня ее провожают в последний путь.

Павел Иванович шел за гробом с опущенной головой, даже мороз не изменил бледности его лица. Он смотрел и смотрел на желтое лицо покойной. На ее чело падал снег и не таял.

«Хорошо, что не дождь, с ног до головы бы промокла», — думал Павел Иванович. Он шел с сыновьями, слева — младший, Митя. Дома его звали Митек. Ему недавно исполнилось шесть лет, и он, видимо, еще по-настоящему не понимал, какое горе постигло их семью. Утром встал сегодня очень рано. Поднял вздремнувшую около него Казань Олду и стал спрашивать:

— Олда сырькайнем2, где мои лыжи, на горку пойду кататься.

Ребенок совсем, что с него возьмешь?..

Женя, старший, в этом году заканчивает восьмилетку. Он шел за гробом и плакал, вытирая слезы рукавом. Всем своим существом осознав тяжелую утрату, Женя нервно гладил руку отца, словно ища поддержку и те силы, которые укрепляют душу. Павел Иванович знал, что сын почти всю ночь не спал, даже икота возникала у него. «Если сейчас повис у меня на руке, то что будет на кладбище? — тревожно подумал он. — Как бы не случилось с ним истерики!»

Старший Комзолов сам еле удерживался от слез, но по-мужски крепился. Поднимаясь на гору, оступился и чуть было не упал.

Женя поддержал его. «Ты посмотри, даже и не думал… Сам худенький, точно прутик, а сила есть!»

Кладбище расположено на пригорке, окутано деревьями. Ивы и тополя — толстые, высокие, скрипели голыми верхушками, будто жаловались на то, что люди редко навещают могилы родственников. Стояли грустные кресты и железные памятники со звездами. От широких ворот между деревьев тянулись тропинки. Здесь хоронили из Вармазейки, деревень Чапамо и Петровка. Правда, последней деревни сейчас уже нет, ее жители переехали на центральную усадьбу, но местом похорон осталась левая сторона кладбища.

— Пал Ива-ныч! Пал Ива-ныч! — позвал женский голос.

Комзолов повернулся — около машины стояла Лена Варакина.

— Мужики спрашивают, изгородь сейчас занести?

Из гаража привезли железную загородку, ребята, видимо, не зная, что дальше делать, ждали, что им скажут.

— Ваше дело, — тихим голосом произнес Павел Иванович.

… На гроб падали комья земли. Горько плакали женщины. Сильно кричал Женя…

Вскоре вырос холмик. Павел Иванович прислонился к березке, стал разглядывать стоявшие перед ним кресты. Под деревом их было четыре: здесь похоронены его мать с отцом, бабушка и дед. И вот сегодня поднялась еще одна могила. Когда поправили холмик и поставили памятник с фотографией, Павел Иванович грустно надел кроличью шапку, хрипловатым голосом сказал стоявшим рядом сыновьям:

— Вот и нет теперь у нас матери…

Хотел еще что-то сказать, но губы не послушались.

Женя нервно взял его за руку и, не оглядываясь, они пошли по узкой кладбищенской тропе.

После поминок, когда Комзоловы остались дома одни, Павлу Ивановичу стало плохо: болела грудь, словно там что-то горело. Он зашел на кухню, зачерпнул холодной воды, выпил. Это, конечно же, не помогало. Стал ходить по дому. Мытые половицы скрипели, как старая телега. А может, они совсем и не скрипели: просто ему так показалось? Прошел в переднюю, поправил сползшее с Мити одеяло, посмотрел на печку, где лежал Женя… Тот не спал.

— Пройдемся, сынок, по улице, — тихо сказал Павел Иванович, и cтал надевать шубу.

— Пап, я завтра в школу не пойду, — из темного угла раздался усталый голос.

— Завтра, сынок, какая там школа! Мать навестим. На второй день по утрам всегда ходят на кладбище. Самое страшное сейчас осталось позади. Только вот, если подумать хорошенько, осталось ли или же нет? Может, оно еще и впереди? Идем, собирайся.

Женя тихонько прикоснулся ногами к теплой печурке, затем так же тихо, словно больной, спустился на холодный пол.

«Вернемся, натоплю печку, детей бы не заморозить», — подумал Павел Иванович, а вслух сказал:

— Женька, ты пока одевайся, а я пойду дрова принесу, на ночь печку затопим.

На улице было холодно. Павел Иванович достал сигарету, прикурил. «Первый раз за всю жизнь взял в руки, — подумал он. Трубка, говорят, лучше успокаивает. Затянешься раз-другой — и тревога уходит».

Павел Иванович немного успокоился, но ненадолго. Когда нес дрова из-под навеса, вдруг почувствовал сильное сердцебиение — перед глазами запрыгали искры, он покачнулся и, как подкошенный, упал в снег…

Сознание вернулось к нему под утро в райбольнице. Открыл глаза — перед ним на стульях сидели Женя и Мария Семеновна, сельская фельдшерица, которая раньше приходила делать уколы его жене.

— Ты что, Павел Иванович, нас так пугаешь? — улыбнулась женщина. — Не вышел бы Женя вовремя — кто знает, что случилось бы…

Павел Иванович попытался встать, но руки-ноги не двигались. «А-а, — догадался он, — привязали к койке».

Пошевелив спекшимися губами, произнес:

— Зачем привязали? Чтобы не бушевал?

— Тебе, Павел Иванович, не велели поворачиваться и вставать. Для больного сердца это вредно. Оно не любит, когда организм напрягается, — постаралась успокоить его фельдшерица.