Перелом. Часть 2 - [6]

Мы отсекли дальнюю от Курска треть и сначала уничтожали именно ее, так как у нее было больше возможностей пробиться к своим или получить от них помощь. К тому же ближние две трети были менее удобны для атаки, так как с запада их фронт был защищен балкой с протекавшим в ней ручьем. Так что пока мы их давили артиллерийским огнем, хотя и он не смог предотвратить прорыв на восток примерно роты пехоты и четырех САУ. Но далеко они не ушли, напоровшись на наши танковый взвод и роту пехоты на БМП, которые зачищали Поповку к северу от Курска.

Но основные усилия были направлены на север, в тылы немецкой мотопехотной дивизии, где находились их резервы. Пока они еще подтягивались или же были рассредоточены, но утром они уже сольются в более крупные боевые группы и будут готовы наступать. Поэтому комдив и отправил туда две танковые роты и три пехотных батальона.

Разбившись на ротные группы, они частым бреднем шли на север через поля, перелески, избегая дорог, где враг наверняка уже подготовил узлы обороны. Найти их в темноте было бы непросто, если бы не "глаза" дивизии — легкие самолеты "Аист" с новыми тепловизорами. С установленными глушителями, они почти неслышными в трескотне перестрелок тенями скользили на высоте полкилометра, выдавали координаты засеченных тепловых пятен, и туда выдвигались бойцы разведроты. В зависимости от размера обнаруженной цели и наличия групп, в операции по уничтожению очередного опорника участвовало одна, две или три десятки, которые засекали через тепловизоры постовых, по возможности снимали их из бесшумного оружия, занимали позиции внутри немецкой обороны, и по радиосигналу вперед шли уже две-три колонны из шести-семи БМП, так же с установленными глушителями. Первые машины были проводниками — их мехводам выдавались ПНВ, по которым те и находили путь. Мехводы следующих машин видели только небольшой огонек снизу впередиидущей машины, и при его потере тут же подавали сигнал по радио, все останавливались, и тогда ставшая последней в оборванной цепи машина подавала более сильный световой сигнал в надежде, что его не засекут немцы, и, восстановив таким образом цепь, колонна шла дальше. На подходе оставшиеся на удалении танки начинали постреливать из пулеметов, с каждой секундой все сильнее и сильнее, в надежде заглушить шум БМП — хотя и с глушителями, их все-равно было слышно за сто метров — тут и глушитель уменьшал звук выхлопа не на сто процентов, и гусеницы, хотя и с обрезиненными пальцами и колесами, работали все-таки небеззвучно, да и сам двигатель издавал звуки, несмотря на звуко- и виброизоляцию. Но, хотя немцы как правило реагировали на стрельбу танков, но они это делали не так активно, как они среагировали бы на звук приближающейся техники — все-таки стрельба велась на расстоянии более километра, и опытные немецкие пехотинцы знали, что, даже если это атака непосредственно на них, время еще есть. Но его не было — вылетавших из домов или зашевелившихся в окопах фрицев начинали отстреливать из бесшумного оружия занявшие позиции разведчики. И, пока немцы разбирались, что, несмотря на расстояние до места стрельбы, их уже убивают, наши БМП успевали проскочить последние сто-двести метров и вывалить на еще непроснувшихся фрицев свою пехоту. Ну а там уж вперед шли и танки с остальными БМП, чтобы добить захваченный опорник и выставить заслон наружу, пока идет зачистка.

Таким образом за ночь мы уничтожили семь взводных, три ротных опорных пункта, захватили гаубичную батарею, и еще приняли на марше передвигавшуюся на юг танковую роту, пехотную роту на грузовиках и две колонны с грузами. К четырем утра фронт отодвинулся на север от Курска на пятнадцать-двадцать километров, до линии Шемякино-Курасово-Волобуево. Дальше на север идти было нельзя — просто не хватало сил. И так вдоль Большой Курицы на западе и Тускаря на востоке мы оставили восемь взводных групп прикрытия из одного танка и одного взвода мотопехоты — и хотя на каждую приходилось почти по два километра, этого должно было хватить, чтобы приостановить любую немецкую атаку — наши танковые пушки могли стрелять прямой наводкой по цели размером с танк как раз на два километра, так что они еще и прикрывали друг друга. На северном фасе длиной двадцать километров мы также оставили восемь таких групп. А оставшиеся два танка и девять мотопехотных взводов отошли в Верхнюю Медведицу — село, расположенное на шоссе Орел-Курск и почти по центру образовавшегося "нароста" нашей обороны на севере — до каждого из взводов прикрытия там было семь-двенадцать километров — это пятнадцать-двадцать минут хода — вполне можно успеть на помощь, чтобы отразить небольшую атаку или прикрыть отход в случае крупного наступления. К ним были направлены еще шестнадцать танков, чтобы на пехотный взвод пришлось по два танка — не хотелось бы получить стремительный прорыв в самое сердце обороны.

Остававшиеся на юге пятьдесят один танк и семнадцать САУ также были частично распределены по фронту, а частично сведены в две танкопехотных группы резерва, чтобы выполнить контратаку, если фриц где-то прорвется. Но это было сомнительно. Как ни хотелось комдиву самому поучаствовать в ночных "забегах", но ему приходилось заниматься хозяйственной работой. К двенадцати ночи, когда северный и восточный фланги были отодвинуты на дальность, не дававшую прямой видимости немецким арткорректировщикам, на выровненную посадочную площадку стали садиться транспортные самолеты, которые привезли пополнения — пехоту и, самое важное — сменные экипажи для техники. Конечно, пехоте тоже хорошо бы отдохнуть, но экипажам надо было отдохнуть вдвойне — эффективное использование техники было единственным шансом отбиться от фрица, и отдохнувшие экипажи — семьдесят процентов успешного применения бронетанковых сил. Пехота тоже отдыхала, хотя бы по четыре часа за последние сутки. Да и вряд ли фриц полезет везде и сразу, так что хотя бы на некоторых участках к десяти утра мы будем иметь пехоту, отдохнувшую минимум десять часов. А на западном и южном фасе мешка пехота уже имела такой отдых — немцы там не наступали, тасуя свои подразделения, и от нас работали в основном самоходчики и снайпера, отгоняя фрицев от реки, чтобы те не дай бог не построили переправы. Наступало утро.