Перекресток версий. Роман Василия Гроссмана «Жизнь и судьба» в литературно-политическом контексте 1960-х — 2010-х годов - [70]

Про неуместность ссылок на коммерческую целесообразность сказано выше. И разумеется, тему «второй мировой войны» не игнорировали тогда «зарубежные издатели русской литературы». Книги «о лагерях» тоже печатались. Например, Копелева, Шаламова[143].

Вряд ли о том не знал Липкин. Симптоматично же его стремление объяснить, почему так долго пришлось ждать публикацию романа.

Получилось, что причин — две. Во-первых, не сразу удалось сделать удачную копию. А во-вторых, «зарубежные издатели русской литературы» саботировали публикацию гроссмановского романа, ссылаясь на коммерческую нецелесообразность.

Других причин, то есть помех не было. Если, конечно, верить Липкину.

Характерно, что он так и не объяснил, каким же образом попала копия за границу. Но подразумевалось, что это и не его забота: Войнович должен был обеспечить доставку.

После издания гроссмановского романа в СССР и публикации там мемуаров Липкина вместе с послесловием Войнович был уже более откровенен. Не раз описывал, с чьей помощью один из микрофильмов попал за границу и кто нашел там издателя, выпустившего гроссмановскую книгу. Например, в интервью телефильма немецкого режиссера Г. Бильштайна (H. Billstein) «Литературная контрабанда из Советского Союза»[144].

Войнович там назвал курьера. По его словам, третий раз копирование и обратился к учившейся в Москве иностранной аспирантке — «Розмари Циглер. Она была моим близким другом. Она мне очень помогала, и вообще я ей очень благодарен. Она всегда помогала, переправляла все, что я ей давал — и мои, и чужие рукописи. Она была славистом из Австрии, жила в то время в Москве. Я позвал ее к себе и сказал: „Розмари, у меня есть рукопись. Это очень важно“. Я рассказал историю этого романа, сказал, что очень важно, чтобы этот роман появился. Сказал: „Пожалуйста, сделай все, что ты можешь“».

В фильме есть интервью с Циглер. Она сообщила, что Войнович «отдал пленку. Там, думаю, было две бобины».

Именно «бобины». Как выше отмечено, пленки весьма часто друг на друга наматывали.

Войновичу, надо полагать, не удалось свернуть десятки пленок в одну бобину, вот и получились две. Но возможно, что Циглер ошиблась. Главное, она указала: «Мне нужно было их где-то хранить до моего возвращения в Вену, чтобы потом уже в Австрии найти издателя. В Москве я передала пленки доктору Марте».

Речь шла о Г. Марте. В австрийском посольстве он тогда — атташе по культурным связям.

В посольстве хранить пленки было вполне безопасно. Не исключалось ведь, что квартиру австрийской славистки посетят в ее отсутствие сотрудники КГБ. Ну а дипломат мог, не опасаясь досмотра, послать микрофильм в Австрию — родственникам Циглер. О чем она и просила.

В фильме Бильштайна есть интервью с Марте. Бывший атташе подчеркнул: «Безусловно, в обязанности работника отдела культуры не входит пересылка рукописей из одной страны в другую, а в том случае — на Запад.

Но я это сделал — для себя. Я рискнул ради себя самого. Я даже рискнул не обременять этим делом посла или само посольство».

Возможно, «рискнул» — воспользовался услугами почты. Но допустимо, что отправил микрофильм в дипломатическом багаже, не подлежавшем досмотру. Обычная практика.

Это в постсоветскую эпоху и не скрывали. К примеру, в 2015 году Ерофеев указал: «Американские дипломаты помогли мне с Аксеновым переправить „Метрополь“ в Америку».

В советскую же эпоху не рассказывали о таком способе отправки. Потому что аксиоматически подразумевались обвинения в сотрудничестве с иностранными разведывательными службами. Ну а прежде всего разведчиками считали атташе по культурным связям.

Иностранные граждане, помогавшие диссидентам, тоже избегали разглашения сведений о помощи дипломатов. Причина сходная: опять подразумевалось сотрудничество с разведывательными службами, пусть и своего государства. Что противоречило бы репутации независимого ученого или журналиста.

Пренебречь соображениями подобного рода можно было лишь в исключительном случае. Надо полагать, таковым и признали задачу опровержения слухов о связи публикаций гроссмановского романа с антисолженицынскими интригами КГБ, а точнее — ЦК КПСС.

Фотокопия рукописи, отправленная в австрийскую столицу, попала затем к Е. Г. Эткинду. Известный советский филолог, переводчик, он был в 1974 году выслан за границу. Работал во французском университете.

В упомянутом телефильме Бильштайна есть интервью с Эткиндом. По его словам, он приехал в австрийскую столицу и там встретил Циглер, передавшую, как она сказала, «скромный подарок из Москвы».

Надо полагать, встреча неслучайная. Циглер не сумела найти издателя сама, вот и обратилась к известному филологу, приехавшему в Австрию. «Подарком» же был микрофильм. Эткинд отметил: «Я посмотрел пленку на свет и увидел то, что меня удивило — заголовок: „Василий Гроссман. Жизнь и судьба. Москва. 1960“ — напечатано на машинке».

О журнальных публикациях гроссмановского романа Эткинд не мог не слышать. По его словам, понял, что теперь имеется в виду книжное издание. Далее передал содержание разговора с Циглер: «Я спросил ее о каких-либо особых указаниях. Она на это ответила, что, прежде всего, роман необходимо опубликовать на русском языке. Потом издатель вправе выбрать любой язык — на свое усмотрение».