Переход - [78]

Дети ложатся, а через полчаса Мод, прихватив заводной фонарь, поднимается к себе. По спальням она вместе с Джессикой не пошла. Она устала, выжата, издергана. Неужто отвыкла от менструации? Столько крови вчера было – она даже чуть не вообразила выкидыш. Она раздевается, натягивает папину рубашку, которая теперь заменяет ей ночную, и ложится на одеяло с дневником капитана Слокама. Почти все страницы склеились, а когда Мод их расклеивает, на ощупь они – как старые фальшивые деньги. Она прислоняет фонарь к изголовью и читает случайные абзацы, а мотыльки легонько чертят крыльями по чертам ее лица. «На четвертый раз мне удалось перевернуть плоскодонку, влезть в нее, поймать одно весло и направиться к берегу. Я промок насквозь и вдоволь наглотался соленой воды…»[53]

Мод кладет книгу на грудь, смотрит в потолок, а на нее оттуда смотрит домовый геккон. Есть, думает Мод, лишь это, только это. И ничего больше нет.

Кончается завод, свет тускнеет, и она ставит фонарь на пол, выключает его и завертывается в тонкое одеяло, но тут слышит, как тихонько отворяется дверь. Мод ждет – темно, не видно, кто там, – но неизвестный кто-то молчит, поэтому она садится и спрашивает – не очень-то любезно, – кто пришел.

– Это я, – тихо отвечают ей. Детский голосок, девчачий.

– Сделать, чтоб было видно?

– Да.

Мод нашаривает фонарь, заводит, поднимает (как, должно быть, капитан Слокам поднимал фонарь в грозовую ночь – посмотреть, что гремит в полурубке). В дверях Лея.

– Заходи, – говорит Мод.

Заходит Лея, а за ней две чернокожие девочки, двойняшки, которые помогали Мод встать в первый день. Сгрудились у изножья, и Мод смотрит на них, а они смотрят на нее.

– Ты здорова? – спрашивает Мод.

Лея кивает.

– Плохой сон приснился?

Лея трясет головой.

– Голодная?

– Нет, – отвечает Лея.

– Нет, – подхватывают девочки у нее из-за плеча. (Слово «голодный» знают все.)

И тут Лея – может, ее пихнули в спину – обходит кровать и встает прямо перед Мод, у ее колен. Лишь тогда Мод понимает, зачем они пришли. Она разводит руки, и Лея шагает к ней, и Мод обнимает ее секунд десять или пятнадцать. Затем подходит одна двойняшка, а в свой черед и ее сестра. После чего все трое, не сказав больше ни слова, выходят гуськом, и последняя аккуратно закрывает дверь.

Отныне таков ночной ритуал. Стук в дверь, просовывается личико самого храброго ребенка. Приходят по трое или четверо, терпеливо ждут своей очереди обниматься и тихонько уходят. Мод не рассказывает об этом Джессике, но та как-то узнаёт.

– Вы теперь мать, – говорит она, придя посидеть с Мод под манго.

– Я была матерью прежде.

– Но теперь вы их мать.

– Нет, – отвечает Мод. – У них где-то есть свои матери.

Повисает долгая пауза. Девочка растирает в пальцах рыжую землю.

– Ты, – говорит Мод. – Ты им как мать.

– Когда папа вернется, – улыбается девочка, встав на коленки, – может, вы за него выйдете.

– Думаешь, он вернется? – спрашивает Мод. В голове у нее во всех диких подробностях всплывает машина на лесной поляне.

– Конечно, – отвечает Джессика. – С чего бы ему не вернуться?

В ту ночь Мод вновь слышит эту канонаду на грани слышимости. Далекий грохот будит Мод, и она лежит, прислушивается, потом встает и идет к столу, где лежат ее часы. При открытых ставнях света хватает, чтобы разглядеть циферблат, и хотя часы тикают в своем личном часовом поясе – в Ковчеге Мод часов не встречала, – она запоминает, сколько времени, и ложится спать.

Утром она идет с Леей и козами. Спрашивает Лею про шум, сомневается, что девочка поймет, о чем речь, но та сразу кивает, смотрит на Мод и говорит:

– O trem.

– Trem… поезд?

– Да. Поезд.

– Ты его видела?

– Один раз. С папой. Он любит гулять ночью, когда прохладно.

– Это поезд, который возит людей?

Девочка показывает в небо.

– Сверху, – говорит она.

– Люди на крыше?

Лея кивает.

– А внутри?

Лея трясет головой.

– Он проходил ночью, – говорит Мод. – А в следующий раз когда пройдет?

– Не завтра, – говорит Лея, тыча козу палкой. – И не завтра завтра. И не следующее завтра. А завтра потом.

Мод выставляет руку, считает на пальцах.

– Через четыре дня?

– Четыре дня, – подтверждает Лея.

Первые два дня Мод в нерешительности. Старается смотреть на ситуацию трезво – ну, так она себе говорит. Есть, конечно, проблемы бытового толка, но ведь она – Мод Стэмп, нашли кого пугать бытом. Тогда что остается? Дети? До ее появления дети жили одни месяцами. И нельзя утверждать наверняка, что папа не вернется, хотя она больше не хочет видеть его – волшебника, престарелого танцора, человека, в чьей рубашке спит ночами. Тут есть пища, вода, кров. С определенной точки зрения, детям можно только позавидовать.

На третий день она надевает кроссовки и по тропе идет к холмам. Когда встречает детей – дети работают, дети играют, дети превращают работу в игру, и работа спорится, – они бросают свои занятия и смотрят на нее, а кое-кто подбегает, и Мод минутку беседует с ними, а потом идет дальше. Спустя четверть часа тропа начинает взбираться в гору. Слева и справа земля гола, хотя там и сям – то кожистый суккулент, то заплатка серебристой травы, то кактус (у одного на верхней ветке сидит белая птичка, и Мод принимает ее за цветок, пока он не удирает, заслышав ее шаги).