Переход - [2]

А она тяжелая, сцуко, оказалась… На ней какая-то другая юная балбеска сидела…

Короче, я от боли просто выключился. Пришел в себя, когда на скорой везли. Так что выхода не оставалось… Не убежишь. Отконвоировали сразу к доктору в очках. А паспорт у меня еще медики со скорой в кармане нашли…

Вот такая засада…

Когда я вернулся, у доктора уже сидел другой болящий. Мужчина средних лет с тяжелой одышкой и перебинтованной головой. У него было такое нечастное лицо, что невольно стало его жаль.

Доктор взглянул на меня вопросительно

— Сделали?

— Да… — я по-прежнему избегал смотреть ему в глаза. Стоял как дурак, не зная, куда себя деть.

Если бы в этот день я был одет иначе… не выглядел бы так глупо в контексте своего женского паспорта. Но нет… образ самый тот — и грудь затянута, и в штанах выпирает… За год в таком образе я научился выглядеть абсолютно по-мужски. Даже слишком высокий для парня голос меня больше не смущал, как это было в начале. Мужики ведь тоже разные бывают. И с высоковатым голосом, и с задом шире обычного…

Доктор постучал ручкой по столу.

— Ну хорошо, подождите какое-то время, пока снимки напечатают. Можете вон там сесть на стул, — он кивнул в сторону вешалки, под которой сиротливо стояло четырехногое порождение советской мебельной промышленности.

Я сел.

Доктор о чем-то расспрашивал своего нового пациента, но я их не слушал — смотрел в окно.

Пока меня везли, погода, такая солнечная с утра, испортилась. Ветер трепал желтеющие листья, а по стеклам сползали редкие капли дождя.

Где-то за стеной, в соседнем кабинете, негромко звучала музыка. Радио, наверное.

Я пытался ухватить мелодию и узнать, но никак не удавалось. Зато хоть отвлекся. Обратно в бренный мир меня вернул доктор.

— Снимки ваши принесли, — сказал он и что-то еще добавил забинтованному мужчине. Тот кивнул, сморщился от боли и осторожно поднявшись, вышел. — Садитесь ближе.

Я подошел. Попытался сделать непроницаемое лицо и небрежно плюхнулся на стул, чувствуя, как сердце опять начинает стучать быстрей и лицу становится жарко. Вот, блин, напасть какая, а!

Доктор покрутил снимок, посмотрел на просвет, что-то прочитал в сопроводительной записке от рентгенологов.

— Повезло вам, — сказал он наконец. — Перелома нет, только небольшая трещина. Это само пройдет. Хотя и поболит изрядно.

Я машинально кивал, ликуя в душе.

Вот счастье-то! Значит, никаких больше больниц! Можно идти домой!

Так и спросил:

— Можно домой, значит, да?

Доктор согласно качнул седеющей головой. И тут наши глаза все-таки встретились. Он посмотрел на меня пристально, а я не успел отвести взгляда. Так мы и сидели несколько секунд. А потом он вдруг спросил:

— Трудно вам?

Я сглотнул. Сразу понял, о чем вопрос. Не дурак.

— Когда как… — это было правдой. Обычно я не испытываю дискомфорта из-за своих паспортных данных… Если до зарезу надо быть Светланой Геннадьевной, просто надеваю ненавистный лифчик, рисую губы и ресницы — и вуаля! Получается Света. Гормоны я еще не начинал колоть, так что в женском выгляжу как женщина. Только прическа мальчишеская. Ну и повадки конечно… их трудно менять, ведь уже почти год я не отзываюсь на свое старое имя…

Впрочем… надо быть честным — последний раз я принимал Светино обличье давным-давно… Месяцев семь назад, когда пришлось делать временную регистрацию в Казани. А после этого… после этого как-то и не приходилось.

— А как вас зовут друзья? — спросил меня этот доктор с умными глазами после короткой паузы.

— Сашей, — пробормотал я, сглотнув. — Мне так больше нравится.

2

Да, друзья зовут меня Сашкой или Саней. Иногда дразнят Шуриком, хотя мне и не нравится такое обращение.

Но оно гораздо лучше, чем 'Света'…

На самом деле, я, конечно, привык и к 'Свете'. Все-таки почти двадцать лет ею считался…

Хотя платья решительно отказался носить уже лет с тринадцати. И как матушка ни пыталась купить мне какой-нибудь сарафанчик или юбочку, начисто отвергал все эти детали женского туалета до самых старших классов. Стал надевать только штаны и футболки. Сначала девчачьи. А дальше… дальше все больше пацанские. В четырнадцать отрезал к шутам остатки былой косы, которая и так-то уже не доставала даже до плеч.

Вот только растущие сиськи никуда не мог подевать. Сначала, когда они были поменьше, пытался, конечно, бинтовать… не мог смириться с этим ужасным новшеством в моем облике. Но потом сдался… под бинтами было очень тяжело дышать. А про майку-утяжку я тогда еще ничего не знал.

Я вообще очень долго ничего не знал.

Думал — я один такой уродец.

В детстве я был довольно странной девочкой. Терпеть не мог кукол и игру в резиночку, зато легко мог вломить любому, кто пытался обидеть мою младшую сестру. Но никто особенно на это внимания не обращал, ведь я послушно позволял надевать на себя платьица и заплетать волосы в косичку. Только однажды во втором классе учительница заподозрила неладное, когда я с легкостью пошел следом за мальчишками в мужской туалет. Она даже вызвала матушку в школу и долго терзала на тему, все ли у нас в семье хорошо. Но и тогда родители ничего не поняли. Да и я сам по большому счету тоже. Мне просто было все равно с кем писать и как.