Перед лицом Родины - [9]

Барахтаясь в корыте, председатель пытался вылезти, но без посторонней помощи ничего не мог сделать.

— Да вытащите ж меня, ради бога! — взмолился он.

— Ну, давай руку! — сказал Незовибатько.

Меркулов ухватился за протянутую руку и выкарабкался из корыта. Вездесущие ребятишки уже сбегались отовсюду к месту происшествия. Окружив председателя, с которого ручьями стекала вода, они заулюлюкали:

— Улю-лю!.. Председатель стансовета в конским корыте купается! Улю-лю его!.. Аля-ля!..

— Пошли прочь, чертенята! — заорал на них Сазон.

Отбежав на почтительное расстояние, ребятишки начали дразнить его:

Председателева сандала

В корыто налила,

Из корыта льется,

Председатель смеется…

Меркулов рассвирепел вконец.

— Я вот зараз вас, чертенята! — орал он, притопывая ногами, делая вид, что намеревается за ними бежать. Но ребята не унимались, продолжали дразниться. Незовибатько, держась за живот, хохотал до слез.

— Ну и учудил же, дурень! Пьяный чертяка!..

— Да что ты, товарищ Незовибатько? — изумился Меркулов. — Я пьяный!.. Ты что, очумел? Пьян… Ты, сам, товарищ Незовибатько, пьян…

— Но-но! — нахмурился Незовибатько. — Ты того, Сазон Миронович, не забывайся…

— Извиняйте, коли чего ежели, — сказал председатель и метнул на жену робкий испытующий взгляд, желая удостовериться, как она на все это реагирует…

Сидоровна была еще совсем молодая женщина лет двадцати двух, красивая, черноокая, белолицая, стройная да высокая, на полголовы выше муже своего. Сазон взял ее из родовитой казачьей семьи Черкесовых, происходящих, по преданию, от крещеного черкеса, приставшего к казацкому товариществу еще при Кондрате Булавине.

Меркулов женился на ней совсем недавно, года полтора тому назад. Первая его жена, Марфа, умерла в годы гражданской войны от тифа, оставив двух сирот. Пока Сазон воевал с беляками, сироты — мальчик и девочка росли на попечении бабки.

Демобилизовавшись из армии, Меркулов вернулся в родную станицу как герой. От девчат и молодых баб отбою не было. Избаловался бы вконец казак, ежели б старуха мать не сосватала ему Нюру Черкесову.

Если бы дело происходило до революции, конечно, Сазону не видать бы Сидоровны как своих собственных ушей. Да разве же его теперешний тесть, Сидор Агеевич Черкесов, истинный чигоман[1], человек зажиточный, гордый, согласился бы дочь свою выдать замуж за голодранца Сазона? Ни за что! Но а теперь времена изменились. Задрипанный казачишка, вечный батрак, Сазон Меркулов стал председателем станичного Совета. Станичного! Ведь это не шуточки!

Не стал Сидор Агеевич артачиться — выдал за Сазона свою дочку. С первых же дней замужества Нюра так крепко взяла в руки мужа, что он и пикнуть не смел. Вот с тех пор и получила она почетное звание Сидоровны.

Незовибатько, заметив, что Сидоровна кидает на него ласковый взгляд, покрутил свои белесые запорожские усы.

— Шел мимо, — пояснил он, — да и зашел вот побачить, как вы живете-можете. Эх, Сазон, друже, за каким ты дьяволом пьешь столько водки?

— А ты не пьешь, Никонович? — угрюмо спросил Сазон, отряхиваясь.

— Могу, конечно, выпить и я рюмку-другую, — согласился Незовибатько. — Но не больше.

— Да ну тебя к чертям! — отмахнулся Сазон. — Что ты говоришь? Сам знаешь — я совсем редко пью. А сейчас вот подвернулся такой случай: повстречал одного односума, Скворцова с Куриного хутора. С ним вместе еще на германской были в пятнадцатом году. Не раз в боях выручали друг дружку из беды… Обрадовался он мне. «Здорово, говорит, полчанин, радешенек тебя видеть…» Обнялись, расцеловались. А потом потащил меня в трактир. Не хотел я идти, так нет, пристал: «Пойдем да пойдем. Обидишь». Ну, пришлось пойти. Угостил он меня немножко…

— Немножко? — мрачно усмехнулась Сидоровна.

— Ну что теперь делать? — вскричал председатель, наступая на нее. Ругай меня, бей!.. — И вдруг, дернув ворот рубахи, обнажил волосатую грудь, тонкоголосо завопил: — Ну, распинай меня!.. Распинай!.. Казнуй!..

— Да ты что? — испуганно стал озираться вокруг Незовибатько. — Чего орешь?.. Народ-то что подумает?..

— Ну и распинайте! — еще громче завопил председатель. — Пусть народ-то посмотрит, какие вы изверги… А-а-а!..

— Да замолчь, дурень! — схватив за руку Сазона, потащил его во двор секретарь партячейки. — Молчи!..

— И буду орать, — вызывающе кричал Меркулов. — Буду!..

— А ну, будя скоморошничать! — прикрикнула Сидоровна на мужа. — А то и впрямь схватишь у меня костыля по спине.

Сазон сразу притих.

— Заходьте до нас, Конон Никонович, — пригласила Сидоровна. — Милости просим!

Сазон тоже усердно начал упрашивать его:

— Да заходь, дружище родной! Погощуем тебя, чем бог послал…

Незовибатько стал было отказываться, ссылаясь на занятость.

— Не обижай, односум, зайди уж, — взмолился Сазон.

— Ну, ладно, — сдался Незовибатько, наконец, — пойду посижу коль часок.

Вскоре на столе в горнице появились бутылка водки, сковородка с яичницей, вареники в сметане.

— Не маслись, не маслись на водочку, — предупредила Сазона жена, когда тот, переодевшись в сухое, с заискрившимися глазами вошел в горенку. — Все едино ни капельки не получишь.

— Да я, Сидоровна, не особо к тому и желание-то имею, — равнодушным тоном проговорил Меркулов. — Не хочется что-то… Так посижу, с дружком покалякаю…