Перед лицом Родины - [10]
— Знаю, как ты калякаешь-то…
Председатель присел на стул. На кухне надрывно заплакал грудной ребенок. Старушечий голос загудел, успокаивая:
— Нюра, — сказал председатель жене, — что-то мальчишка благим матом кричит. Пошла бы успокоила.
Сидоровна поднялась и вышла на кухню. Сазон, хитро подмигнув Незовибатько, взял стаканчик с водкой.
— Будь здоров, полчанин! — сказал он, готовясь выпить.
— Ах ты чертяка, — вдруг раздался грозный окрик возвратившейся Сидоровны. — Я те, холера, сразу поняла… Хитрый!.. Пойди, говорит, мальчишку успокой, а сам за стакан… Ишь ты!..
Незовибатько захохотал, глядя на сконфуженного друга, державшего в руке невыпитый стаканчик.
— Ну и жена же у тебя, — сказал он. — Не жена, а золото. Нехай уж рюмочку-то, выпьет, Сидоровна.
— Разве что рюмочку, — показывая в улыбке ровные белые зубы, милостиво разрешила она.
V
Сильно рассерчал Василий Петрович на Сазона Меркулова за то, что тот отказал ему ходатайствовать о покупке трактора.
— Обойдемся и без тебя, — ворчал он. — Подумаешь, дрянь этакая.
Старик написал Прохору и Наде, чтобы они немедленно прислали ему справки о том, что они — участники гражданской войны, служили в Первой Конной армии. Зачем потребовались такие справки ему, он умолчал. Дети желание отца беспрекословно выполнили.
Захватив с собой справки, Василий Петрович вместе с сыном Захаром выехал в Ростов. Там старику пришлось много походить по учреждениям, пока удалось купить трактор Фордзон.
Но как ни радостно было получить трактор — это еще не все. Нужно доставить машину в станицу, а потом надо ведь кому-то на ней и работать. Кто же будет запахивать те многочисленные десятины, которые были заарендованы Ермаковым у соседей? Но Василий Петрович не был бы и Василием Петровичем, если бы не обдумал и этого. Для того-то он и забрал с собой в Ростов Захара. Старик задумал обучить его в городе тракторному делу.
Захару было уже лет за сорок. Покорный, послушный сын, никогда он не вольнодумничал, не выходил из подчинения отцовского. Но на этот раз, когда Василий Петрович заявил ему, что он должен научиться водить трактор, Захар заартачился:
— Батя, да вы что, мальчишка я? Разве ж я смогу обучиться на тракторе? Никакое учение в голову не полезет. Не тем голова забита, батя.
— Не болтай зря, Захар, — сурово прикрикнул на сына Василий Петрович. — Отец поболее твоего знает. Ежели не тебе на тракторе ездить, то кому же, по-твоему? Мне, что ли?.. Ай Сазона Меркулова посадить? Ты опосля меня первый хозяин в доме, а потому должон по-хозяйски рассуждать… Да ежели, к тому говоря, ты совладеешь с трактором, научишься на нем ездить, то ведь ты могешь чудеса творить. Ей-ей!.. Сколько можно деньги зашибить. Ведь мы же тогда могем не токмо себе, но и другим пахать землю. Подумай, сынок. Богатство большое наживем…
Что мог возразить Захар? Отца он считал мудрым стариком, имеющим большой житейский опыт. Что бы ни говорил он, все казалось сыну неопровержимой истиной.
Василий Петрович с Захаром жили в Ростове у племянника Виктора Волкова, работавшего в краевой газете. Трактор поставили на окраине города под навесом у одного горожанина. Старик старательно выискивал по городу человека, который научил бы сына управлению трактором. Вскоре такой человек нашелся. Звали его Михеевичем. Это был мужчина маленького роста, щупленький, лет под сорок, с рыжими усиками. Энергичный, кипучий, он производил впечатление делового человека. Михеевич пообещал обучить Захара за две недели.
— Долгонько, — потеребил бороду Василий Петрович. — А сколько же ты за это дело возьмешь?
— Пять червонцев. Да еще чтоб в самом лучшем ресторане магарыч распили…
— Это ты дорого запросил. Ну, ладно, только магарычей давай не распивать.
— Без магарыча не пойду.
— Ну, а коль разопьем дома?
— Нет, хозяин, хочу в ресторане, чтобы душа взыграла. Хочу поглядеть, как девки голыми ляжками трясут.
— Это как так голыми? — опешил старик.
— А так, стало быть, трясут, пляшут, — пояснил Михеевич.
— Да ты что? — изумился Василий Петрович. — Голые? Брешешь, должно?
— Истинно говорю, — подтвердил механик. — Может, они и не совсем голые… Навроде какие-то штанишки на них коротенькие.
— О господи! — облегченно вздохнул старик. — А я уж думал, совсем голые. А все же интересно поглядеть, — и захихикал. — Ладно, Михеевич, поведу тебя в трактир, поглядим девок-то плясуниц…
Началась учеба на тракторе. Чуть свет Захар и механик выходили за город. Там Захар, обливаясь тремя потами, обучался искусству управлять трактором. Трудновато это ему давалось — бестолков был. Но механик человек терпеливый — старался спокойно разъяснить казаку его ошибки и промахи.
Василий Петрович не уезжал из Ростова, поджидал, когда, наконец, сын постигнет науку и начнет уверенно водить трактор. С замиранием сердца мечтал старик о той минуте, когда Захар, восседая на тракторе, на удивление своих станичников проедет на нем по станице.
Первые дни он тоже выезжал за город смотреть, как Захар обучается. Но при отце Захар смущался и еще чаще ошибался. Видя неуклюжесть сына, Василий Петрович злился и ругался.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.