Перед бурей - [18]
и стала прикладывать к синяку примочку.
На самом деле история была гораздо серьезнее. В боль
шую перемену на дворе гимназии началась драка между
двумя группами мальчишек. Я был невольно вовлечен в
драку, и один третьеклассник, славившийся своей силой,
здорово «дубанул» мне кулаком по лицу. У меня даже
искры посыпались из глаз, но я удержался и не заплакал.
49
Это было мое первое гимназическое крещение. Однако я
считал ниже своего достоинства рассказывать матери все
подробности.
Первым год моей гимназической учебы не оставил в
моей памяти почти никаких воспоминаний. Должно быть,
В
нем не было ничего замечательного. Сидел я на первой
парте, учился хорошо — был третьим-четвертым учеником
из тридцати семи, — поведение имел пять, прилежание и
внимание — по четыре. Однако большого интереса к учебе
у меня не было. Объяснялось это, видимо, тем обстоятель
ством, что дома я был подготовлен лучше, чем то требо
валось для приготовительного класса, и гимназия мне пока
не могла дать ничего нового.
К этому же периоду относится и мое первое знакомство
с «научной работой». Отец мой, как я уже рассказывал,
занимался различными опытами и исследованиями. При Ом
ском военном госпитале имелась маленькая захудалая лабо
ратория. Она состояла из двух небольших комнат с чрез
вычайно скудным набором самых необходимых инструмен
тов и приспособлений. Обычно лаборатория всегда была
пуста: никто из госпитальных врачей не интересовался на
учной работой. При лаборатории жил старик-сторож, от
ставной солдат Потапыч, смотревший на свою должность
как на своего рода синекуру. Потапыч по целым дням про
падал на базаре, который находился в двух шагах от гос
питаля, и занимался там мелкой спекуляцией. К лаборато
рии Потапыч относился презрительно.
— На кой она шут сдалась!—любил он рассуждать.—
Коли ты порядочный дохтур, дык лаболатория тебе не
нужна: ты и так все знаешь... Ну, а ежели ты плохой дох-
тур, дык тебе никакая лаболатория не поможет...
При такой общей установке не приходилось удивлять
ся, что на столах, термостатах, колбах, пробирках и про
чей лабораторной утвари неизменно лежал толстый слой
никогда не стиравшейся пыли.
Когда отец стал систематически работать в лаборато
рии, Потапыч был возмущен и не скрывал, что это совсем
не входит в его расчеты. Скоро он перешел к скрытому са
ботажу. Побившись с Потапычем некоторое время и не по
лучив результатов, отец махнул на него рукой и разрешил
ему проводить время на базаре. Вместо Потапыча отец ре
шил приспособить в помощь себе меня. В ранние вечерние
часы он брал меня с собой в лабораторию, и я стирал пыль
50
с инструментов, следил за температурой термостатов, пере
мывал колбы и реторты, записывал цифры производимых
отцом взвешиваний. Мало-помалу я входил в колею своих
обязанностей и даже начинал кое-что понимать в опытах,
производимых отцом. На моем попечении были также
морские свинки, которых отец употреблял для своих экспе
риментов и которые жили в большой деревянной клетке,
стоявшей в кухне у нас дома. Я кормил и поил этих сви
нок, следил за состоянием их здоровья, чистил клетку, под
брасывал солому. Особенно хотелось мне научиться само
му производить взвешивания на химически точных весах.
Это было целью моих стремлений, моим идеалом. И когда,
наконец, после долгого искуса отец разрешил мне прико
снуться к заветным весам, и когда я сумел сделать свое
первое взвешивание, оказавшееся правильным, я чув
ствовал себя так, как, вероятно, чувствовал себя Менде
леев после составления таблицы элементов.
Постепенно лаборатория стала заслонять от меня все
остальное — гимназию, бабки, разбойников, даже парохо
ды. Лаборатория стала стержнем моей жизни. Мне нрави
лось в ней бывать. Мне нравились ее стены, ее столы, ее
аппараты и приборы, самый ее воздух, а больше всего—та
полная мысли проникновенная тишина, которая наполняла
ее помещение. Я мог часами сидеть в лаборатории, и мне
никогда не бывало скучно. Переступая порог лаборатории,
я всегда испытывал какое-то особое, праздничное чувство,
какой-то особый подъем духа, какую-то внутреннюю тор
жественность, как верующий, переступающий ворота храма.
И это, пожалуй, было не случайно. Оглядываясь теперь,
спустя полвека, назад, я чувствую и понимаю, что именно
в те ранние годы, когда я перемывал колбы и пробирки в
убогой омской лаборатории, в моем сознании зародилась и
стала крепнуть вера в разум, в науку, в знание, в право
человека быть хозяином жизни на земле, вера, которая
красной нитью прошла через все мое последующее бытие
и которая, в конце концов, привела меня в лагерь марксиз
ма-ленинизма.
6.
Весной 1893 года отец был назначен сопровождать пар
ПУТЕШЕСТВИЕ В ВЕРНЫЙ
тию новобранцев из Омска в Верный (ныне Алма-Ата).
Такие партии отправлялись каждый год. Рекрутов из Ак-
51
молинской области, из Тобольской и Томской губерний,
входивших в состав западносибирского генерал-губерна
торства, набирали осенью; в течение зимы они проходили
первоначальную тренировку в омских казармах, а весной
следующего года часть из них направлялась уже для от
бывания всего срока службы, который в то время был ра
вен четырем годам, в Верный, Пржевальск, Зайсан и дру
гие пункты Семиреченской области, соприкасавшейся с
![Долг и отвага [рассказы о дипкурьерах]](/storage/book-covers/c0/c0ac0af4a510e37a820d44f8a62e3fa077d13b58.jpg)
В книге рассказано о первых советских дипломатических курьерах, в тяжелейших условиях выполнявших свою ответственную миссию. В течение ряда лет после установления Советской власти многие буржуазные государства не признавали официального статуса «красных дипкурьеров», подвергали их преследованиям, бросали в тюрьмы, натравливали на них бандитов. Широко известен подвиг Теодора Нетте. Роль связного с первой советской миссией в США успешно осуществлял Б. С. Шапик. Героически действовали в самых сложных условиях А. А. Богун, А. Х. Баратов, В. А. Урасов и другие.
Первая книга мемуаров академика И. М. Майского — советского государственного деятеля, занимавшего ряд дипломатических постов в предвоенные и военные годы, в том числе — представителя СССР в Лондонском комитете по невмешательству в испанские дела, посла СССР в Англии, участвовавшего в конференциях союзников в годы войны, а в послевоенные годы ставшего заместителем народного комиссара иностранных дел, посвящена дореволюционному периоду его жизни — детству, юности, периоду эмиграции и Февральской революции.
Со страниц этой книги перед читателем встанет обаятельный образ выдающегося советского полководца Михаила Николаевича Тухачевского, безвинно погибшего в результате сталинского произвола. Люди, хорошо знавшие М. Н. Тухачевского, рассказывают о его жизненном пути и военной деятельности. Среди авторов воспоминаний – товарищи заслуженного военачальника по юношеским годам, по службе в царской армии, по гражданской войне, а также те, кто под его руководством работали над укреплением Советских Вооруженных Сил на протяжении последующих лет.Сборник подготовлен с участием Военно-научного общества при Центральном музее Советской Армии.
Вместе с тремя героями этой повести читатели отправятся в далекий, полный опасных приключений путь по странам Арабского Востока, через весь великий континент Африки, через Атлантику и Англию.В основу повести положен подлинный факт из эпохи второй мировой войны, но на страницах этой книги он несколько развернут и беллетризован.Перед читателями пройдут города Малой Азии и Египта, девственные джунгли Африки и шумный Кейптаун на мысе Доброй Надежды, затерянный островок в Южной Атлантике и огромный Лондон.Автор повести.
Иван Михайлович Майский – один из старейших советских дипломатов. Его книга «Испанские тетради» проливает свет на некоторые, доселе слабо освещенные в литературе аспекты борьбы на международной арене в преддверии второй мировой войны, беспощадно клеймит итало-германскую агрессию в Испании в период 1935–1939 гг. и разоблачает многочисленные дипломатические фокусы других империалистических держав, помогавших удушению Испанской республики. Автору особенно удались те главы, в которых он, основываясь на личных наблюдениях и своем богатом жизненном опыте, дает очень рельефные портреты многих западноевропейских политических деятелей того времени, раскрывает сложную механику так называемого лондонского «Комитета по невмешательству в испанские дела».
Автор книги работал в посольстве СССР в Англии с 1925 по 1943 год, долгое время был послом в Великобритании. Бесценные свидетельства очевидца всей предвоенной и начала военной политической карусели. Особенно рекомендуется тем, кто искренне считает, что злой Сталин отказывался от союза с добрыми демократами, ради дружбы с нацистами.Н.Стариков.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Заговоры против императоров, тиранов, правителей государств — это одна из самых драматических и кровавых страниц мировой истории. Итальянский писатель Антонио Грациози сделал уникальную попытку собрать воедино самые известные и поражающие своей жестокостью и вероломностью заговоры. Кто прав, а кто виноват в этих смертоносных поединках, на чьей стороне суд истории: жертвы или убийцы? Вот вопросы, на которые пытается дать ответ автор. Книга, словно богатое ожерелье, щедро усыпана массой исторических фактов, наблюдений, событий. Нет сомнений, что она доставит огромное удовольствие всем любителям истории, невероятных приключений и просто острых ощущений.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.