Перебежчик - [28]

77. Двадцать шестое, минус одиннадцать...

Восемьсот метров по полю, ураган в лицо, снег по колено. Зато пришел Стив! Я видел его и даже потрогал - это он! Его не было две недели. Длинный как автобус, совершенно черный, важный, и ничуть не похудевший. Подошел к еде, понюхал и отвернулся. Я запер их и пошел искать остальных котов и кошек. Стало теплей на сердце, жив наш странник... Встретил оставшихся, накормил, и похвалил - одного за то, что поел, другого за кучу без глистов... третий не кашляет... Поели, уходят, двое приготовились обрызгать картины, оставить свои следы! Макса убедил, а Костик струсил, оба, не выполнив задуманного, сиганули вниз. И Стив, шипел, рычал, и удалился на лестницу. Жив, это главное, значит, отыгрывает у вечности время. Высокомерен... Кто же его таинственный покровитель?.. Сегодня собрался наглухо забить подвальное окошко, для этого не пожалел старую картинку. И не получилось - ночью уволокли всю оконную раму, не к чему стало прибивать. Эти люди... они, когда не смешат меня, то сводят с ума!.. Две кошки наперегонки дружат со мной, кто выше залезет, их заветная мечта - прижаться к лицу. Все они знают про глаза - хотят заглянуть! Алиса первая, и отталкивает дочь. Я подставляю ей щеку, она нежно касается лапкой, потом прижимается своей шелковистой щекой и мурлычет так громко, что закладывает в ушах. Тяжелый глухой стук, прыжок - это Клаус, он молча приходит. Кто-то второй - беззвучно, мягко пробрался, ни стука, ни звона, и выдает незнакомца только громкое чавканье - добрался до мисок... Знакомая личность, опять явился! Что делать, он считает нас своим домом... Я жду - пусть заморит червячка, потом кричу - "Оставь другим, обжора!" Думал, он тут же рванет вниз, но в кухне тишина. Клаус спокойно дремлет на столе, а на полу Серый, смотрит на меня. "Что же ты, Клаус, допускаешь?" Нечего и спрашивать, после обеда святое время, драться никто не станет. "Что же мне с тобой, Серый, делать? Так и будем жить, драться и мириться?" Он герой, одолел два дома, весь в заботах, не пропустит к нам ни одного чужака и проходимца... - Но зачем ты бьешь наших? - спрашиваю его. - Так надо! - он отвечает мне глазами. - Здесь я самый сильный, не забывай!.. - Я не забываю... - он говорит, - это они забывают наш порядок... Я подношу к его побитому носу кулак, и говорю: -Только попробуй... Он нюхает кулак, поеживается, замирает, но по-прежнему смотрит на меня немигающим взглядом. - Ну, ладно, посмотрим... - говорю ему, потому что больше сказать нечего... и протягиваю руку к голове. Он молчит и не двигается. Я глажу его - он в первый момент вздрагивает, потом выгибается, и подставляет голову. Я не могу его больше бить. Он был когда-то домашний и хочет снова вернуться в дом. Как-нибудь, как-нибудь мы уладим все наши споры... День медлит спускаться к вечеру в западню, ветер стих, прислушивается. Люська играет с Костиком, как отведавшая любви десятиклассница со своим одноклассником, незрелым и прыщавым. Клаус перебрался к ним поближе, снисходительно наблюдает за этой глупой возней, иногда принюхивается, вглядывается в Люську, он уже на стреме. Нет, еще рано вступать в дело... То скрипы, то стоны, то стуки... Дрогнула форточка, треснул снег внизу. Жизнь, живая и страшная. Каждый звук, каждый цвет бьет наотмашь.

78. Напрасно я это сделал...

Двадцать седьмое, понедельник, минус тринадцать, солнечно, ясно, ветер в морду, что само по себе плохо, зато для нашего окна наоборот. Я шел со вчерашним супом, насквозь овощным, наперед зная, что дохлый номер, им мой суп ни к чему. Люська с Алисой попробуют - из вежливости, Клаус издали понюхает и отойдет, только Костик- беспризорник будет есть с интересом. А Хрюша вчера долго спал, не придет. Так и было, только с Максом получилась неприятность у меня. Нашел его в мусоре, вместе зашли в подъезд, что большая смелость с его стороны, он тут же под лестницу - обнюхать памятное место и самому оставить след в котовской истории, новички тщеславны и старательны... В это время сверху идут голоса, это самая злая уборщица, с ней мусорщица со своей железной клюкой. Макс их не слышит, замешкался - след оставил, но обнаружил селедочную голову, и, конечно, забыл о своей безопасности и обо мне. Я не мог его там бросить! Он вечно злит меня - не понимает, что хотя я и главный, но не совсем нормальный кот, чем я смогу ему помочь, если вовремя не схвачу за густую шерсть. Ворча, я втиснулся под лестницу, схватил кота за спину. Он тоже заворчал, но стерпел. И я выпрямился. Напрасно, напрасно я это сделал - надо мной был многотонный незыблемый камень... На миг я забыл, где нахожусь, такой был удар. Потом вспомнил, и с котом в руках, осторожно неся свою голову, поднялся на второй, успев опередить женщин, которые были уже на третьем. Принес кота, и увидел, что лоб крови... А Хрюши так и не было. Обратно шел кое-как, кружилась голова, я смотрел вниз и видел не дальше следующего шага. И подумал, что так и живу - следующим шагом. В сущности не так уж плохо, важно только помнить, в каком направлении идешь. Иногда я забываю это, но, постояв, всегда вспоминаю. Надо сразу выяснить, утро или вечер, и что в руках, полная кастрюля или пустая. Это просто... Но утешительные мысли чередуются с печальными. Я подумал, что рисую небо, землю, траву, деревья, заборы, окна, ночь, зверей, прогулки с ними по утрам и вечерам - и так мало вижу вокруг себя!.. Опять подумав, я снова утешился - ведь в сущности все давно знаю, видел много раз, и теперь достаточно мимолетного взгляда. Все, что важно, давно во мне, окружающий мир только напоминание или подтверждение. И пишу я не просто деревья и траву, кусты и окна, дороги и заборы - а сам становлюсь то деревом, то камнем, то кустом... то котом в оконном проеме.... Раньше я читал, и буквы превращались в слова, чувства, картины, вещи. Но со временем надоела сложность - знаков, символов, переводов, мне оказался интересней и ближе прямой язык - вещей, красок, теней... И я с завистью думаю о котовской жизни.