Пепельное небо - [111]

Это трудно объяснить, но Прессии конечности матери кажутся красивыми. Может быть, повлияли слова Брэдвела, что есть красота в их шрамах и слияниях, потому что они являются признаками страданий и выживания, что само по себе красиво, если подумать об этом. В данном же случае кто-то смастерил эти руки и ноги, металлические швы, кожаные ремни, болтики, шероховатые дырочки. Видно любовь и заботу, которую мастер вложил в них. Мать лежит в белой рубашке с пожелтевшими перламутровыми пуговицами, которые сочетаются с белой юбкой, и сложно сказать, где заканчивается протез. Но так же и с куклой — Прессия не знает, где заканчивается ее рука и начинается игрушка. Где-то внутри нее есть пара легких, сердце. Другие, кто живет в бункере, были в нем во время Взрыва, но их мать — нет. На мгновение Прессия думает, а что если она и впрямь святая, что если она пыталась спасти Несчастных?

Карузо нажимает на кнопку на краю капсулы, и крышка отъезжает с пневматическим звуком.

Партридж хватается за края капсулы, чтобы удержать равновесие.

Карузо делает шаг назад.

— Я оставлю вас наедине.

Как она должна называть мать? Арибэль, мисс Уиллакс или, может, мама?

А потом глаза матери открываются. Они серые, как у Партриджа, словно пепельные облака. Сначала она видит лицо Партриджа, склонившегося над ней. Она прикасается своей деревянной рукой к его щеке.

— Партридж, — шепчет она и начинает плакать.

— Да, — бормочет Партридж, — это я.

— Ты здесь, — продолжает шептать мама. — Прикоснись своей щекой к моей.

Он выполняет просьбу. Наверное, мама хочет почувствовать его кожу. Они оба тихо плачут. На мгновение Прессия ощущает себя лишней, будто ее не звали, будто она вторглась без разрешения. Партридж отстраняется от матери.

— И Седж здесь. Он наверху.

— Седж здесь? — спрашивает мать.

— И Прессия, она тоже здесь.

— Прессия? — Мать будто не слышала раньше ее имени, хотя, возможно, так и есть. Это же в конце концов не настоящее имя Прессии. Оно было придумано. Она не знает своего настоящего имени.

— Твоя дочь, — поясняет Партридж. Он хватает Прессию за руку и притягивает вперед.

— Как? — слабым голосом произносит мать. Она цепляется за ремень внутри капсулы и садится, растерянно глядя на Прессию. — Не может быть, — бормочет она.

Прессия опускает голову и быстро пятится назад, ударяясь о стол с электроникой. Один из радиоприемников с грохотом падает на пол.

— Простите, пожалуйста, — говорит Прессия, и рукой с головой куклы кладет радио обратно на место. — Мне пора идти. Произошла ошибка.

— Нет, — произносит вдруг мать, — подожди.

Она указывает на куклу.

Прессия шагает вперед.

Мать раскрывает деревянную ладонь, и Прессия кладет голову куклы в нее.

— Рождество, — произносит мать. Она прикасается к носу куклы, к губам. Она смотрит на Прессию. — Твоя кукла. Я бы узнала ее где угодно.

Прессия закрывает глаза. Она ощущает себя так, будто все внутри разрывается.

— Ты моя девочка, — произносит мать.

Прессия кивает, мама раскрывает руки во всю ширину.

Прессия склоняется над капсулой и позволяет маме прижать ее к груди. Это ее мать, ее настоящая мать. Она слышит тихое биение сердца матери, дыхание ее грудной клетки. Прессия хочет рассказать ей все, что она собирала, — воспоминания, как бусины ожерелья. Она хочет рассказать ей о дедушке, о задней комнате в парикмахерской. Она вспоминает о колокольчике в кармане. Она подарит его маме. Не бог весть какой подарок, но все же. Он говорит о том, что у Прессии была своя жизнь, а теперь она изменилась.

— Как меня зовут? — спрашивает Прессия.

— Бедняжка, ты даже не знаешь, как тебя зовут?

— Нет.

— Эмми, — произносит мама. — Эмми Бриджит Иманака.

— Эмми Бриджит Иманака, — повторяет Прессия. Настолько чужое имя, что и на имя-то не похоже, а просто какой-то набор звуков, прекрасно друг с другом сочетающийся.

Глаза матери останавливаются на сломанном кулоне.

— Значит, он пригодился, после стольких лет, — шепчет она.

— Ты спланировала все это для нас, чтобы мы нашли тебя? — спрашивает Партридж.

— Я спланировала много вещей, — отвечает она. — Я не могла полагаться только на один след, разметавшийся Взрывом, поэтому я сделала столько, сколько смогла. И сработало!

— Ты помнишь песню? — спрашивает Прессия.

— Какую?

— О том, как хлопает дверь, и о девушке на крыльце с развевающимся платьем?

— Конечно. — И затем мама шепчет: — Ты здесь. Ты нашла меня. Я так скучала. Я скучала по тебе всю жизнь.

ПРЕССИЯ ТАТУИРОВКИ

А затем события начинают развиваться очень быстро.

— У нас не так много времени, — говорит Партридж. — Его вообще нет, если честно.

— Хорошо, — отвечает Арибэль Прессии, — сними цветочное покрывало с кресла, а ты, Партридж, подними меня и усади в него.

Прессия послушно стягивает покрывало с кресла. Под ним обнаруживается плетеное кресло с колесами. Диски колес оловянные с резиновой окантовкой. Сиденье выложено маленькими вышитыми подушками.

— У меня в глазах и ушах «жучки», — произносит Прессия.

— Купол? — резко спрашивает Арибэль.

Прессия кивает.

— Что им нужно?

Партридж достает хрупкое тело матери из капсулы и усаживает в кресло. Ее тело хрустит.

— Им нужно все, что у тебя есть, — произносит Партридж.