Пендервики весной - [79]

– Я не хотела. – Бетти почувствовала, как её глаза опять наполняются слезами. – Я виновата, я знаю, что подслушивать нельзя.

– Как сказать, как сказать. Я, конечно, никому обычно не советую подслушивать чужие разговоры, но очевидно, что бывает от этого и какая-то польза – как в данном случае.

Бетти замотала головой. Ей не хотелось перечить папе – но нет же никакой пользы, только вина и скорбь.

– И Скай тогда говорила, что ты родилась, потому что твоя мама пожертвовала собой – не стала лечить рак, который у неё уже был. Умерла, спасая тебя. Верно? Так это прозвучало, и так ты это поняла?

– Да, папа. Прости. Я очень, очень…

Он приложил палец к её губам: молчи.

– Тебе не надо просить прощения, надо только послушать меня внимательно. Сможешь?

– Я попробую.

– Хорошо.

– Мы с твоей мамой… – Он снял очки, протёр их и снова надел. – Может, мне проще будет рассказывать это как сказку… ничего?

Бетти кивнула, и он начал с начала.

– Итак, жил-был человек, которого звали… в общем, я – и жила-была женщина по имени Элизабет, но мы всегда называли её Лиззи, и они крепко полюбили друг друга и поженились. Оба мечтали иметь детей – Лиззи хотела, чтобы их было четверо. И ещё мы хотели, чтобы у наших детей была маленькая разница в возрасте. Я, например, на три года старше твоей тёти Клер, вроде и немного, но в детстве мы с ней не всегда ладили. Как-то я даже пытался подарить её соседям, которые жили через два дома… я тебе не рассказывал? Нет? Ох, сколько же всего я тебе ещё не рассказывал. – Он взял руку Бетти, поцеловал и не стал опускать. – И вот мы с Лиззи решили, что у нас будет четверо детей, каждые два года по ребёнку. Но Скай появилась раньше – всего через год после Розалинды, и мы подумали: ну что ж, так тоже хорошо, и потом родилась Джейн. Три здоровые очаровательные малышки, друг за дружкой, – и мы были уверены, что скоро к ним присоединится и четвёртая. Или четвёртый. Но четвёртого всё не было и не было, и мы решили: ну что ж, три тоже неплохо – значит, так тому и быть. И так и было больше пяти лет, пока однажды – нам тогда показалось, что это чудо! – Лиззи не обнаружила, что она снова беременна.

– Мной. – Сейчас начнётся самая тяжёлая часть, подумала Бетти.

– Да, тобой. И как же мы были счастливы.

– Но вы ещё не знали, что мама заболела, да?

– Не знали, но узнали очень скоро, врач сказал ей об этом во время осмотра.

– И тогда…

– Тш-ш. Вот тут слушай внимательно, потому что Скай в этом месте запуталась. У нас с ней был вчера долгий разговор, мы поговорили хорошо, но я, наверное, никогда себе не прощу, что так вышло – что она жила с этой путаницей в голове столько лет. С Розалиндой и Джейн я тоже поговорил – и оказалось, что да, они тогда всё поняли, а вот Скай… Бывает ведь, что у детей в голове укладывается всё по-своему, правда? Ах, надо было мне быть внимательнее!.. – Он долго молчал, смотрел в окно. Потом вернулся к своей истории: – Когда выяснилось, что это рак, мы с Лиззи объездили много врачей и выслушали много разных заключений. Все врачи были единодушны в мнении – в надежде, я бы сказал, – что беременность будет развиваться быстрее рака, – возможно, она даже замедлит течение болезни. И что после твоего рождения рак может быть всё ещё излечим.

– Да?..

– Да. Начинаешь понимать?

– То есть мама не…

– …и не думала менять свою собственную жизнь на твою! Ничего похожего на то, что представилось Скай… Бедная Скай – но ты помнишь, ей же было тогда всего семь. Нет, не было такого выбора: или – или, чёрное или белое. Мы знали, что отложить лечение до твоего рождения – риск, но это такой риск, с которым можно или проиграть, или выиграть. Лиззи рисковала сознательно. И, понимаешь, она ведь уже любила тебя.

– Но она проиграла. – Бетти цеплялась за папину руку, ей нужна была его сила. – Она рискнула, и проиграла, и умерла. То есть пожертвовала собой. Скай права.

– Ты должна поверить мне, Бетти: если бы Лиззи каким-то образом оказалась перед тем же самым выбором во второй раз, она бы приняла то же решение, пошла бы на тот же риск, – и в третий, и в четвёртый, и так снова и снова, до скончания времён. Она сама мне об этом сказала в тот день, когда ты родилась.

А потом Бетти понадобилось отвернуться – чтобы не смотреть на папу, когда она задаст ему вопрос, который для неё сейчас важнее всего.

– Ты злился, что я родилась, а мама умерла, да?

– Злился – на тебя?! Я злился на судьбу, на рак, да на весь мир, но… посмотри на меня, родная. Вот, так-то лучше. Нет, никогда, ни одной секунды не мог бы я на тебя злиться. Ты для меня была – дар, частичка Лиззи, она оставила мне тебя. И ты должна понять, рак – это болезнь, с которой нет никаких гарантий. Лиззи могла пройти полный курс лечения – все курсы, какие только существуют, – и всё равно умереть. И тогда у нас не было бы и тебя тоже.

Бетти снова отвернулась, но на этот раз для того, чтобы поплакать в подушку. Это были слёзы облегчения, а не страдания и боли, и папа был с ней, и держал её руку, пока они не вытекли все.

– Спасибо, папа, – сказала она, шмыгая носом, но улыбаясь.

– Пожалуйста, дочь моя. Кстати, завтра у тебя день рождения. Я знаю, всё это время ты не очень охотно включалась в разговоры о том, как мы будем его отмечать.