Пендервики весной - [77]
Мистер Пендервик умолк. Откуда-то сверху донеслись крики Лидии: «БЕН, БЕН, БЕН!»
Все трое выбежали в прихожую – и да, Лидия стояла наверху лестницы, напирая на решётчатые воротца, через которые она явно намеревалась если не проломиться, то перевалиться.
– Лидия! Стой! Ни с места! – Перескочив нижнее заграждение, мистер Пендервик взлетел уже до половины лестницы, когда за спиной его младшей дочери появилась Ианта.
– Беглянка поймана, милый! – подхватив Лидию, бодро сообщила она. – Кувырок с лестницы на сегодня отменяется.
Бена не очень тревожило, что Лидия могла кувыркнуться с лестницы, но тревожило кое-что другое.
– А почему Лидия зовёт меня, – спросил он, – когда Бетти должна быть у неё в комнате?
Глава двадцать первая
Больше не тайна
Хотя все и старались сегодня утром не шуметь, но от звуков за дверью Лидииной комнаты – Розалинда шла за Беном, потом Розалинда шла с Беном, потом папа поднимался по лестнице, потом спускался по лестнице – Бетти проснулась. Выдернуть её из сна было теперь очень легко: наполненный тревожными видениями, он не приносил отдыха и изматывал её больше, чем одинокие гнетущие дни. Сегодняшние сны были даже хуже и страшнее предыдущих – она всё время проваливалась в какие-то тёмные жуткие ямы, – поэтому, когда ей показалось, что в коридоре настало затишье, она тихо выскользнула из кровати для большой девочки и перебежала к себе в комнату, в кладовку, и свернулась калачиком рядом с холщовой сумкой Пса. Последние несколько дней она прибегала сюда часто и каждый раз доставала из-под сумки две драгоценные фотографии и долго разглядывала при свете фонарика. И сейчас тоже, потому что ей нужно было хотя бы немного успокоиться. Вот они: сначала умирающая женщина и её новорождённая дочь – крошечный младенец, причинивший столько горя тем, кого любит Бетти. И потом Пёс – любимый Пёс, его больше нет, и он тоже умер из-за Бетти.
Спустя какое-то время она выключила фонарик, уронила голову на холщовую сумку и опять провалилась в сон. Она надеялась, что в этом месте, где никто не догадается её искать, видения её не настигнут. Но скоро она проснулась снова, слишком скоро и слишком внезапно: кто-то ходил у неё в комнате. Ничего, если она будет вести себя очень тихо, они уйдут. Бетти не хотела сейчас ни с кем разговаривать.
– Ты в кладовке, да? – Это была Розалинда.
Как она узнала? Впрочем, неважно. Надо просто вести себя очень тихо и молчать.
– Я подумала, может, ты захочешь узнать, что Оливер уехал и больше не вернётся, – сказала Розалинда. – А знаешь, кто помог мне с ним порвать? Бен.
Где-то внутри промелькнуло любопытство, но оно было крошечное, с булавочный укол, и его было недостаточно для того, чтобы двигаться или отвечать на чьи-то вопросы.
– Можно к тебе?
Свет в глаза. Это Розалинда открыла дверь кладовки.
В глубине, там, где, сжавшись, лежала Бетти, не было больше места ни для кого, но Розалинда не отступалась и, раздвигая и разгребая себе дорогу среди коробок и настольных игр, проталкивалась к сестре. Бетти шевельнулась только затем, чтобы спрятать фотографии обратно под холщовую сумку. А Розалинда всё пробиралась вперёд, и мягкие игрушки, туфли, мячи для гольфа, ведёрки с ракушками – все, все разгребались и раздвигались перед ней, и вот она уже сидит на корточках, склонившись над Бетти.
– Малыш, все так о тебе волнуются. Мне сказали, что ты не ходишь в школу. Мы можем с тобой об этом поговорить?
Нет.
– Тебя кто-то обидел?
Нет.
– Ты заболела из-за того, что тоскуешь по Псу?
Не только.
– Подвинься, Беттик. У меня ноги затекли.
Одна часть Бетти хотела, чтобы Розалинда ушла и оставила её в покое, наедине с её несчастьем. Но была и другая часть, которая хотела, чтобы Розалинда осталась и утешила бы её, и эта другая часть заставила Бетти отнять коленки от подбородка и откатиться чуть в сторону, но места всё ещё было мало, и Бетти откатилась ещё чуть в сторону, и на этот раз она нечаянно сдвинула холщовую сумку Пса, и спрятанные фотографии вдруг оказались на самом виду. Бетти хотела их опять прикрыть, но Розалинда была уже тут и пыталась устроиться, а места было мало, и…
Розалинда увидела.
– Господи, – сказала она. – Это Пёс? Та фотография, которую ты подарила Джеффри на день рождения, когда ему было одиннадцать? А… подожди-ка… а вторая – это…
Розалинда осеклась, лицо её стало так печально, что сердце Бетти снова разбилось вдребезги.
– Прости меня, Рози, – сказала она.
Розалинда будто очнулась от сна.
– Что ты сказала?
– Прости. Прости. Прости, я… – Бетти ловила ртом воздух, его почему-то не хватало. Или её душила большая тайна, ускользавшая сейчас из коробки, где она хранилась. – Я не хотела… Я не знала… Лучше бы я не…
Розалинда обняла Бетти обеими руками, стараясь её успокоить.
– За что простить тебя, Бетти? Я не понимаю.
Дыши, дыши, услышала Бетти голос миссис Грюнфельд.
– За то, что мама умерла из-за… что ты потеряла свою… прости.
Тайна почти уже вырвалась на волю, и сразу, тут же вырвались одиночество Бетти, её вина, её страх. Все они вместе раздирали её на кусочки, и Бетти понимала, что её не станет, когда они её раздерут, но всё равно не могла уже это остановить, даже когда увидела, как сильно напугана Розалинда, даже когда Розалинда говорила ей –
