Пенальти - [85]

— Я в это время буду в Париже.

Костарда не настаивал и вернулся к сбору денег. А двое журналистов устроились за столиком, ничем не выдавая своих чувств. Только их глаза говорили о них, в то время как губы произносили обычные фразы.

— У тебя все нормально?

— Да, а как ты? Это было не очень трудно?

— Не очень. Но я переживал за тебя, пока не услышал твоего сообщения на ответчике.

— Нe нужно было переживать. Сицилия великолепна. Там все было спокойно. Рассказывай.

Франсуа не выдал своего недовольства этой краткостью ее ответов и стал рассказывать о своих парижских розысках, остановившись на откровенных признаниях бывшей секретарши и любовницы Жан-Батиста де Лa Мориньера, аресте шофера и телохранителя Карло Аволы, которого после совершенного им убийства разыскивала берлинская полиция. Он сообщил о гибели импресарио в авиационной катастрофе и странном дорожном происшествии, жертвой которого только что стал бывший страховой маклер, когда тот ехал на выборы нового президента клуба.

Пока он рассказывал, Доминик не сводила с него глаз. Полученная информация заполнила последние белые пятна в их расследовании и взволновала ее. Она испытывала в то же время нежность к этому человеку, старше нее на двадцать лет, который смог преодолеть свои устоявшиеся привычки и окунуться вместе с ней в это приключение. Доминик вздрогнула, представив себе, что бы произошло, если бы Вернеру удалось навести на него ствол своего револьвера где-нибудь в пустынном месте.

А Франсуа, словно не замечая ее полного любви взгляда, сохранял невозмутимость вплоть до конца своего рассказа, преодолевая безумное желание заключить ее в объятия.

Эту сдержанность можно было отнести на счет той свойственной людям трусости, из-за которой они предпочитают неопределенность, опасаясь столкнуться со слишком жестокой правдой.

Что им мешало? Зачем нужна была эта жестокая игра?

Может быть, потому, что Франсуа не мог расстаться с банальным и ложным представлением, будто молодые женщины в наше время меняют партнеров, как свои браслеты, а Доминик позволила себе поверить, что закоренелый холостяк вряд ли захочет связать себе руки ради нее.

С чувствами бывает так, как на прогулке: попытки сократить дорогу лишь удлиняют путь. Отдавшись друг другу в первые же дни знакомства, они боялись теперь, что все кончится так же быстро, как началось. Охваченный этими мыслями, Франсуа довольствовался тем, что произнес:

— А теперь расскажи ты.

Доминик протянула ему листки, исписанные в самолете. Он прочитал, пораженный тем, что они захватили в свои сети, начав с простого увеличения одного банковского чека. Франсуа подумал, что информатика обернулась бумерангом для тех, кто использовал ее для быстрого и тайного перевода своих капиталов. И, если бы его спутница не проникла в эти электронные хранилища, включая архивы редакции «Коррьере», клуб Вильгранда стал бы лишь одним из многочисленных респектабельных фасадов мафии. Он преуменьшил свою роль, забыв, что, если бы не взял на себя инициативу связаться с ней, она никогда не сумела бы сделать столь сенсационных разоблачений. Взяв исписанные листки, она сказала:

— Я передала начало по факсу в редакции «Эвенман дю жеди» и «Либерасьон». И получила их согласие на серию статей. Финансовые условия предстоит обсудить. Нам назначена встреча в Париже.

Он посмотрел в сторону Амеде Костарды и почувствовал вдруг усталость. «Мне почти столько же лет, сколько этому типу. Ей нужно так много. А с меня хватит уже того, чего мы добились. И потом — быть вынужденным жить в столице… А как же Були?» Он услышал свой собственный голос:

— Тебе придется поехать одной.

Доминик удивилась.

— Потому что ты не хочешь пропустить этот матч?

Он попробовал улыбнуться.

— Отчасти да. Но не это главное.

— Тогда скажи что?

— Ты подпишешь этот репортаж одна. Во-первых, я не профессионал в таких расследованиях, как ты… Кроме того, ты одна докопалась до сути и способна рассказать обо всем. Я лишь шел за тобой и играл вторую роль. Поэтому я решил заниматься тем, в чем что-то смыслю. Это футбол. Ты продолжишь без меня. Я думаю, тебе это будет не очень трудно.

Она гневно бросила ему в лицо:

— Ты боишься, что тебя обвинят в злопыхательстве?

Он удовольствовался тем, что лишь взглянул на нее. Как шел ей этот гнев! Название театральной пьесы пришло ему на память: «Траур Электре к лицу». И не в обиду автору, Юджину О'Нилу, ярость еще больше подходила Доминик. Она извинилась.

— Мне очень жаль.

Жаль было обоим. Она попробовала еще раз подействовать на него.

— Значит ли это, что речь идет о разрыве?

— Не принимай все таким образом.

— Я принимаю это так, как есть…

Доминик встала с гневным видом.

— Знаешь, что я тебе скажу…

Франсуа ждал, продолжая сидеть.

— …Я ненавижу футбол.

И, хотя она повернулась на каблуках и ушла, не попрощавшись, он не смог удержать улыбки, увидев возмущенное лицо Амеде Костарды, потрясенного столь святотатственными словами.

Франсуа неотступно преследовало желание набрать ее номер, он плохо спал и так ворочался в постели, что раздраженный Були предпочел провести остаток ночи в одном из мягких кресел гостиной. Его хозяин лишь сильнее почувствовал себя после этого покинутым всеми, кто был ему дорог.