Пена - [2]

Были у него тут и другие дела. Бросив в Рашкове отца с матерью, он ни разу им не написал. Они умерли, так и не узнав, куда он исчез. Где-то в Польше у него есть брат Залман и сестра Сура-Нейха, не говоря уже о двоюродных братьях и сестрах, дядьях и тетках. У него здесь немало родни.

Но как он появится перед ними, после того как молчал двадцать три года? Как придет на могилу родителей, если, может, это он виноват в их смерти? У Рашели здесь тоже есть родные, которые знают, что она когда-то творила. Макс, можно сказать, вытащил ее из трясины…

Он допил кофе и дожевал пирог. Час назад Макс Барабандер приехал скорым поездом из Берлина и оставил багаж в камере хранения на Венском вокзале.

Макс решил пройтись по Варшаве пешком. Вскоре он оказался в Гжибове. Знакомые места. Сколько же тут с ним было и хорошего, и плохого! Даже в Павяке[3] три месяца отсидел. Любимую здесь оставил. Да много чего оставил, прямо сказать. Но двадцать лет — большой срок.

Когда он уезжал, в Варшаве были конки, а теперь ходили электрические трамваи. Иногда проезжал автомобиль. В витринах магазинов на Маршалковской дорогие вещи, женщины одеваются не хуже, чем в Париже и Берлине. Трамваи стали больше, дома выше. Еврейский квартал не так сильно изменился, но и здесь ощущалось новое время, двадцатый век. Многие парни бреются, носят костюмы и шляпы. На девушках платья с коротким рукавом и таким низким воротом, что видна голая шея. Во времена Макса все еврейки носили шаль. Шляпа была редкостью, о сумочках и не слыхали даже.

В газете, которую Макс купил утром, анонсы еврейских пьес, литературный вечер в «Газамире»[4], концерт Хора Шнеура[5], студенческое собрание в «Мерказе»[6]. Объявления врачей: лечение венерических болезней и импотенции.

— Да, мир не стоит на месте, — негромко сказал Макс Ьарабандер.

Зашел в кафе. Как ни странно, среди посетителей оказалось несколько девушек. Они сидели за столиками, перекусывали, просматривали газеты. «Интересно, кто они?» — подумал Макс. В Аргентине порядочную девушку одну не увидишь, особенно в кафе или ресторане. Но эти выглядели очень прилично. Судя по одежде, то ли работницы, то ли служащие.

За границей Макс Барабандер слышал о революции 1905 года, о войне между преступным миром и рабочими-забастовщиками. Иммигранты подробно рассказывали о Кровавой среде[7], о бомбе, которую бросил в полицейских Борух Шульман[8], о демонстрациях, стачках и массовых арестах. Царь пошел на попятную, в России теперь Дума, но фельетонист в газете намекал, что все осталось по-прежнему: власть прибрали к рукам черносотенцы и старец Распутин, который гипнотизирует императора, императрицу и ее фрейлин.

«Ну что, и куда теперь?» — спросил себя Макс.

Достал из кармана записную книжку, полистал. Кто-то когда-то записал для него название гостиницы — «Бристоль». Макс хорошо помнил этот отель. Раньше говорили, что в нем останавливаются генералы, князья, купцы первой гильдии. Когда в тюрьме кто-нибудь жаловался, что на нарах слишком жестко, ему отвечали: «Ничего, завтра тебя в „Бристоль“ переведут». А теперь в «Бристоле» остановится Макс Барабандер.

Он вышел из кафе, поймал дрожки и поехал на Венский вокзал. Забрал из камеры хранения два кожаных чемодана. Носильщик донес их до дрожек, которые ждали на улице. Макс дал ему десять копеек, и тот согнулся в поклоне…

«Верно говорят, в Польше у кого денег больше, тот и пан, — подумал Макс. — Кто платит, тот и заказывает музыку».

Он глубоко вдохнул, откинувшись головой на тент дрожек. Похоже, каждый город пахнет по-своему. Этот аромат не описать словами, но чувствуется, как тянет знакомыми запахами сирени, водосточных канав, смолы, ветерка, что долетает из Пражского парка, еще чего-то, чему нет названия. И то же самое звуки. По-своему звенят трамваи, по-своему гремят по мостовой колеса дрожек. Издалека доносятся шум рынка и голоса мальчишек, которые с утра до вечера учат в хедере Пятикнижие…

Дрожки остановились у гостиницы «Бристоль», и носильщик поднял по мраморной лестнице чемоданы.

— Комната как комната, — вслух сказал Макс Барабандер и со знанием дела ощупал матрац. Что ж, неплохо, вот только спать не с кем.

Он сел в кресло, закурил папиросу и опять достал записную книжку. Надо с чего-то начать, а там одно знакомство потянет за собой другое. Интересно, что сейчас поделывает Рашель? Здесь, в Польше, лето, а в Аргентине зима. Здесь день, а там, значит, ночь. Моря, реки, города и страны отделяют его от Рашели. А что связывает с ней?

— Только мысль, только память.

Макс Барабандер был в некотором роде философ, он любил поразмышлять. Ни в Пятикнижие, ни в Талмуд он не верил, но считал, что Бог есть. У каждого человека своя судьба. Где-то на небесах захотели, чтобы он, Макс Барабандер, был вот таким. Но зачем?

Ну а зачем нужны кайзер Вильгельм, или Пуришкевич, или Слепой Майер? Тот, кто порекомендовал Максу этого Слепого Майера, адреса не дал, сказал искать в забегаловке на Крохмальной, дом шесть. Должно быть, Слепой Майер среди уголовников большой авторитет, что-то вроде ребе у варшавских блатных. Вообще-то Макс Барабандер не собирался связываться с варшавским преступным миром, больно надо искать на свою голову таких приключений. Но пойти посмотреть не помешает. Когда-то Макс жил на Крохмальной в семнадцатом доме и прекрасно помнил забегаловку в шестом.