Печенеги, торки и половцы - [70]
>Половецкий шлем. Х в.
Знаменитый Котян, тесть Даниила Романовича Галицкого, которого венгерские хроники называют Кутеном, недолго продержался в степях и в свою очередь с подвластными ему половецкими коленами решился покинуть свое отечество. Есть известие, что Котян сначала один явился в Венгрию, чтобы изучить туземный язык[770]. Вслед за тем он прислал сказать, что примет вместе со своими приближенными христианство, если ему будут отведены земли для поселения. Король венгерский Бела IV дал проводников во избежание столкновений половцев с туземцами, а чтобы придать вид легальности своему поступку, он собрал сейм сановников государства и предложил ему вопрос, принимать ли Котяна. Бароны решили утвердительно. Явившись в Венгрию, Котян с ближайшими людьми был крещен[771]. Половцам были отведены земли между Дунаем и Тиссой, по реве Керосу, между реками Темесом и Маросом[772]. Переселившись, половцы быстро завоевали себе видное место, и наследник венгерского престола, Стефан V, женился на дочери половецкого князя Котяна[773].
Один путешественник английский XIV в., Мандевиль, бывший в Египте и служившей у султана Мелека Мандиброна, рассказывает следующее: «Из тех[774] половцев некогда явилось в Египет некоторое количество, которое, увеличившись, так усилилось, что, кажется, правит над подчиненными туземцами, ибо из среди себя они поставили султана Мелека Мандиброна»[775][776]. Совершенное подтверждение этому и без того не вызывающего сомнения известию мы находим у такого достоверного писателя, как Георгий Пахимер. Он рассказывает, что султан египетский заключил торговый договор с греческим императором, по которому египетские корабли могли свободно ездить к берегам Меотиды, чтобы скупать рабов, «ибо султан, происходя сам из половцев, старался собирать около себя свое племя». Значит, и рабы скупались – племени половецкого. Интересно, что родители продавали детей.
Закончим нашу главу словами арабского писателя XIV в. Ибн Яхии: «Тюрки Кипчака (половцы), – говорит он, – отличаются от других тюрков своею религиозностью, храбростью, быстротой движений, красотой фигуры, правильностью черт и благородством. Они дали султанов и эмиров Египту и составляют самую большую часть армии этой империи. Недим-еддин-Эюб, сын Камеля, показал большое старание в отыскивании рабов из Кипчака, и они не замедлили овладеть троном. Эти государи, вследствие своей преданности к своим соотечественникам, собрали их большое количество, так что Египет вскоре был наполнен этими иностранцами, которые составили там первенствующую силу. Поставленные во главе армии, облеченные первыми должностями, они показали себя ревностными защитниками исламизма»[777].
Дополнения
1
«Предание о Торческе и о других соседних городках» издано господином Ревякиным в Киев. губ. вед. 1862 г. № 33 и 34.
Рассказ ведется на малорусском языке. Для удобства мы передаем его на русском. «Он (Торческ) был еще во время тех князьков, которые когда-то князевали в Киеве, в Красном и Трипольи; тому, может быть, с тысячу лет есть. В Лавре Печерской есть записи и права на этот городок, – на престоле лежат. Говорят, город был очень сильный; неприятелю (тогда все орды ходили) нельзя было его добыть: где ж тут вам? на такую вышину лезть! как начнут лезть на валы, то торчане давай на них колодами пускать с валов, – потолкут, потолкут их хорошенько, а они и отойдут снова в свои окопы. Его так хитростью и взяли: воду из Стугны отвели, да чумаком. Взяли они его чумаком. Пришли князьки на помощь торчанам, да и давай между собой колотиться, да радиться. А орда, не думая, не радючись, как кинется на них, так всех и потопила в Стугне, да на мостках. Через это и село наше называется Безрадичами, на смех значит потому, что орда отбила князьков без рады. Те радились, да радились, а эти без рады побили их. А все от Торча не отступают, облегли его, чтобы он не имел ничего есть, ничего пить; воду, выходит, отвели, – а сами взяли да сделали полтораста чумачих возов: в первые понакладывали борошна, а в остальных сами залегли, да и говорят: это мы вам провиант от помощи везем. Те, – верно дело ночью было, – и отворили им ворота, скоренько – значит, думают себе, как подстережет орда, то и провиант отобьет. «Так Торчь и взяли».
Если сравнить этот народный рассказ с летописным, то невольно приходишь в удивление перед могучестью народной памяти: так точно, верно передано событие безыскусственным преданием, так ясно удержаны главные, выдающиеся черты факта, переданного нам современником его, летописцем. Сравнением этого предания с летописным рассказом о взятии Торческа, помещенным в Ипатьевской летописи под 1093 г., занимались господин Ревякин и господин Стоянов в своей статье: «Южнорусская песня о событии XI в.». Нам кажется несколько трудным приурочивать песню о взятии Азова к событию 1093 г., но нет никакого основания предполагать в народном предании о взятии Торческа какое-либо постороннее, книжное влияние. Оно не знает никаких имен, которые необходимо явились бы из книжного источника. Когда такой рассказ делается достоянием народа, то из уст последнего он выходит в такой искаженной, спутанной форме, которая ясно дает видеть чуждую народу основу.
