Глава IV
Достойная семейка. Царская любимица
— Ваше сиятельство, извольте повторить последнюю страницу?
— М-м-м!
— Ваше сиятельство!
— М-м-м!
— Его сиятельство граф приказал мне строго следить за вашими успехами. Вы забываете, что его сиятельство, граф, предназначает вам высокую долю. Со временем вы будете генералом, командиром…
— Фельдмаршалом! — выпаливает до сих пор упорно молчавший во все время урока маленький восьмилетний граф Петр Бирон.
— Врешь, фельдмаршалом буду я… Папахен[1] мне сказал это! — кричит его брат, хорошенький, изнеженный, как девочка, длиннокудрый малютка Карл.
— Ну, так я буду генералиссимус,[2] — надменно сверкая глазами, перекрикивает старший.
— Врешь ты! Я генералиссимус, я фельдмаршал, я вице-канцлер! — вопит малолетний Карлуша, и слезы злобы и обиды брызгают из его глаз.
— Ты дурак! Не вице-канцлер, а просто дурак! — бросает ему в лицо разозлившийся Петр.
— Ты сам дурак! — надрывается Карл. — Я скажу государыне и она тебя… она тебя арестует… да, арестует!
— Ах, ты, дрянной мальчишка!
И старший брат хватает за длинные кудрявые волосы Карла и изо всей силы притягивает его к полу.
Немец-учитель в ужасе. Он мечется из угла в угол и лепечет в тоске:
— Ваше сиятельство! Ради Бога! Вы старший! Умоляю вас, граф Петр, остановитесь!
Но граф Петр и не думает останавливаться.
— Вот тебе фельдмаршал! Вот тебе вице-канцлер! Вот тебе генералиссимус! — повторяет рассвирепевший мальчик, награждая младшего графчика увесистыми шлепками.
Но вдруг он дико вскрикивает и оглашает комнату оглушительным ревом. Маленький Карлуша изловчился и изо всей силы укусил за палец старшего брата. Из руки Петра брызнула алая струйка крови.
— Ах, Боже, что за дети! Они убьют друг друга! — с ужасом возводя очи к небу, произнес учитель, сознавая свое полное бессилие помочь чем-либо.
Вдруг совсем неожиданно раздается тоненький голосок:
— Очень хорошо! Так ему и надо, Карлуша! Молодец, Карлуша! Вот так удружил!
Тяжелая портьера раздвинулась, и крошечная девочка появляется на пороге комнаты.
Девочка кажется совсем маленькой, несмотря на то, что по лицу она не моложе своего восьмилетнего брата. Но большой горб за спиною мешает развиться ее росту и делает безобразной маленькую графиню Гедвигу Бирон. Ее некрасивое, старообразное личико с ненавистью и злорадством обращено к братьям, черные, умные глазенки горят недоброю улыбкою. Эти глазенки да великолепные, на редкость густые черные кудри, которыми не может не гордиться бедная горбунья, составляют единственное ее достояние и красоту.
Она ненавидит обоих братьев, потому что они всегда обижают и дразнят ее. Она рада, что Карл укусил Петю. Петр важничает не в меру и заносится перед ней. Поделом ему. Будет долго помнить, что значит задирать других! И она желчно и злобно смеется, делая гримасы Петру.
— У-у! Противная уродка! Опять пожаловала к нам. Ну, погоди же ты!
И старший граф, забыв в одну минуту свой укушенный палец, налетает на горбунью с поднятыми кулаками. Карл следует его примеру.
Плохо бы пришлось Гедвиге, если бы в эту самую минуту снова не приподнялась тяжелая портьера и на пороге не появилась бы высокая, полная, смуглая дама, одетая в нарядный светло-голубой просторный халат.
Она медленно, величественною походкою вошла в комнату и остановилась, с изумлением глядя на поссорившихся детей.
При виде этой дамы оба мальчика мгновенно скрылись из комнаты. Учитель-немец поспешил за ними.
Маленькая графиня Гедвига горько плакала в своем уголку, не замечая вошедшей. Высокая дама быстрым взором окинула комнату, неодобрительно покачала головою и с легкой улыбкой на смуглом лице подошла к плачущей девочке.
— Они обидели тебя опять, моя малютка? — спросила она тихо.
При первых же звуках этого несколько грубоватого, скорее мужского голоса слезы девочки разом иссякли. Она подняла на вошедшую просиявшее личико и прошептала чуть слышно:
— Меня никто, никто не любит, танте.[3]
Смуглая женщина нежно притянула ее к себе, вытерла своим платком залитое слезами личико и шепнула на ушко ребенку:
— А про танте Анхен забыла, злая Гедя! Разве танте Анхен тоже не любит своей маленькой графинюшки? — и она легонько пощекотала шейку ребенка.
Девочка молча улыбалась и стала ласкаться к своей заступнице, как кошечка.
А та в свою очередь забавлялась малюткой, играя ее прекрасными, пышными, черными кудрями, перебирая крупный жемчуг на тоненькой шейке маленькой горбуньи.
Они были счастливы каждая по-своему: смуглая высокая женщина забыла свои заботы, маленькая Гедвига — свое горе.
Маленькая Гедвига думала, лежа на коленях своего большого друга: «Никто, никто не любит ее; ни отец, ни матушка, ни братья. Для всех она гадкая уродка, отвратительная горбунья. Одна тетя Анна любит. Тетя Анна никогда не бранит и не ругает ни за что, а всегда ласкает ее, бедненькую шестилетнюю Гедвигу, кормит лакомствами, задаривает подарками, и за это она, Гедвига, больше всего в мире любит добрую тетю».
