Паж цесаревны - [6]

И девочка украдкой целует большую смуглую руку, гладившую ее по голове.

В тот же миг быстрые шаги за дверью заставляют вздрогнуть обеих.

Гедвига вскакивает и настораживается, как заяц, готовый улизнуть каждую минуту.

Дверь широко распахивается, и плотная, коренастая фигура нарядно одетого в придворный костюм сановника появляется перед ними.

Это обер-гофмейстер русской императрицы, всемогущий Бирон.

— Ваше величество! — говорит он по-немецки с низким поклоном, почтительно останавливается в двух шагах от смуглой высокой женщины, — не знаю, как выразить мою благодарность. Вы не брезгуете, всемилостивая государыня, посещать уголок своего верного раба.

И он с благоговением приложился губами к протянутой ему милостиво руке императрицы.

Потом взгляд его, случайно скользнув по комнате, заметил Гедвигу.

— Марш отсюда! И не смей выходить без спроса из твоих апартаментов. Слышишь ты меня, гадкая горбунья?

Гедвига метнула испуганным взглядом на отца и в один миг исчезла из комнаты. Светлое настроение, навеянное ей доброй императрицей, разом исчезло. Она снова чувствовала себя одинокой и обиженной, бедная, обездоленная девочка.

Глава V Неприятный доклад. Царское решение

— Зачем, граф, вы обидели дочку? — с укором спросила императрица, как только горбатенькая фигура Гедвиги скрылась за дверью.

Анна Иоанновна любила девочку, ласкала ее, забавлялась ею. Умненькая, смышленая горбунья интересовала ее. Она позволила маленькой графине называть себя попросту «танте Анхен» и приходить к ней без доклада во всякое время.

Оставшись бездетной после смерти мужа-герцога и любя всем своим существом детей, императрица страстно привязалась к маленьким Биронам. Она не замечала их недостатков и всячески баловала их. К обиженной Богом Гедвиге сердце Анны Иоанновны лежало больше, нежели к ее братьям. И теперь ей было досадно за своего любимца, незаслуженно оскорбившего нервную, впечатлительную девочку.

Но Бирон нисколько не обратил внимания на впечатление, получившееся от его выходки. В его руках была важная бумага, с содержанием которой он спешил познакомить императрицу.

— Измена и предательство кишат вокруг вас, государыня, — хмуря свои черные брови, мрачно произнес он. — С каждым днем люди мои доставляют все новых и новых изменников в тайную канцелярию, к генералу Ушакову.

— И, я думаю, много работы доставляют нашему Андрею Ивановичу? — усмехнулась Анна Иоанновна невеселой усмешкой.

Потом, помолчав немного, добавила:

— И когда ты только успокоишься, граф!.. Все-то тебе казни мерещатся да измены… Уж больно ты раздражителен стал, не в меру… Вам бы с Андреем Ивановичем только пытать да жечь…

— Я, как верный слуга вашего величества, строго соблюдаю интересы моего нового отечества, — произнес, снова нахмурившись, Бирон, — я не виноват, что в России слишком мало верных слуг и что приходится уличать.

— Уволь, граф! — нахмурилась в свою очередь императрица, — опять, небось, показания мне принесли с розыска?.. Скучно все это, да и тяжко… Людей зря на дыбу поднимают, мучают, они сдуру брякнут что-либо, а вы уж и придрались.

— Не совсем зря, ваше величество, — едко произнес Бирон. — Недавний новый арест открывает мне глаза на многое. Арестован прапорщик Семеновского полка Долинский и еще кое-кто из участников товарищеской вечеринки, во время которой мои агенты накрыли их…

— Ну, сболтнули спьяна что-нибудь… — угрюмо перебила докладчика императрица.

— То-то и дело, что не спьяна и не сболтнули. Целый заговор у них был задуман, ваше величество… Государыня, опасайтесь! Если вы не обратите на таких персон вашего внимания, спокойствию вашего величества угрожает беда.

— Какая беда? Что ты говоришь, граф? И от кого беда? — заволновалась Анна.

Ее любимец знал, чем можно повлиять на свою высокую покровительницу, и теперь остался очень доволен, что его слова, очевидно, произвели впечатление.

— Откуда же грозит мне беда, граф? — беспокойным тоном спросила еще раз Анна.

Бирон ничего не ответил. Быстрыми шагами подошел к окну, отбросил тяжелый занавес и величественным жестом указал прямо перед собою. За деревьями насаженного еще императором Петром Летнего сада, среди которого помещался Летний дворец, где жила Анна Иоанновна с семьею Бирона, раскинулся широкий Царицын Луг. На краю этого луга, совсем неподалеку от берега Невы, в то время возвышалось здание другого малого дворца. На этот дворец и указывала теперь красноречивым жестом рука Бирона.

— Из дворца цесаревны? — так и встрепенулась Анна Иоанновна. — Но ведь он необитаем. Царевна у себя в Покровском.

— То-то и худо! Не страшна нам, государыня, беда видимая, а страшна невидимая, — с многозначительной улыбкой произнес Бирон. — На офицерской пирушке произносилось имя цесаревны. Произносилось оно друзьями прапорщика Шубина, самого приближенного теперь лица к ее высочеству. Надеюсь, ваше величество, вы меня поняли, откуда грозит беда?

Да, Анна поняла своего верного слугу. Поняла ясно. Как бельмо на глазу, лежала на ее душе Елизавета. Она только что было успокоилась, зная, что цесаревна в отдалении от двора. А выходит, что так хуже. Вдалеке от столицы Елизавете легче строить козни и набирать себе приверженцев. И этот Шубин, о котором ей уже докладывали не раз! О, он умеет вербовать людей для своей цесаревны. Нет, положительно, надо поправить дело, пока не поздно.