Паутина - [61]
— Роберт Миллз.
— Здравствуйте… — выдохнула я потрясенно. — У меня к вам просьба… Не знаю, объяснила ли вам секретарша, кто я, но…
— Не стоит, — перебил он. — Я уже в курсе. Вы очень удачно позвонили, я свободен и могу поговорить с вами, но сразу предупреждаю: у меня всего десять минут до совещания.
Голос у него был спокойный, сухой и бесстрастный, с легким северным акцентом, — типичный голос руководителя среднего звена из госструктуры. Сразу представляешь себе костюм из «Некста»,[27] обшарпанный семейный «вольво» и дрянной кофе в конференц-залах размером с кабинку клерка. По-видимому, решила я, мистер Миллз из тех начальников, которые ставят себе в заслугу собственную доступность для пресловутого «простого народа».
В течение нескольких секунд я от изумления не могла сообразить, с чего начать, но первый вопрос сам сорвался с языка:
— Как долго вы работали с Ребеккой Фишер?
— Чуть больше года. С того дня, когда она появилась в приюте, и до удочерения. Время от времени я навещал ее и в новой семье, но эти визиты не носили официального характера. — Говорил он отечески, по-дружески, но слегка сумбурно. — Тридцать лет… Боже мой, сколько времени прошло. Мне было двадцать пять, это мое первое настоящее дело.
— А какое у вас сложилось мнение о приемных родителях, Рите и Деннисе Фишер?
— Прекрасная пара! Само собой разумеется, я много с ними общался до того, как они удочерили Ребекку, неоднократно бывал у них дома. На редкость достойная семья. Идеальные родители для приемного ребенка. (Мне вспомнилась недавняя поездка в Тисфорд и рассказ Мелани о Рите Фишер.) Они искали девочку именно такого возраста, как Ребекка. Тогда это было весьма необычно, как, впрочем, и сейчас. Ребекке было пять лет, а ведь девяносто девять процентов усыновителей хотят только грудничков.
— Отчего же Фишеры захотели взять пятилетнего ребенка?
— Оттого и захотели — знали, что другим семьям такой ребенок не нужен. Они были очень добрыми людьми — решили взять такого малыша, жизнь которого изменить могли бы только они. Фишеры довольно долго числились в реестре потенциальных усыновителей, прежде чем подобрали подходящего ребенка. Они изначально хотели только девочку. Мать твердо настаивала.
— По каким-то особым причинам?
— Миссис Фишер хотелось иметь дочь, только и всего, — никаких секретов.
Его голос звучал убаюкивающе, фальшиво. Интуитивно почувствовав, что он что-то скрывает, я задала вопрос, ответ на который уже знала, — просто хотела услышать, что именно он скажет.
— А как Ребекка оказалась в приюте? Что случилось с ее родителями?
— Погибли в автомобильной аварии. Ребекка в тот день была в садике. Она была единственным ребенком… печальная история.
— И как она отреагировала на гибель родителей?
— А вы сами как думаете? Страшный удар для ребенка. Но когда ее удочерили супруги Фишер, все пришло в норму. Она снова стала спокойным, абсолютно нормальным ребенком.
— Пока не убила Эленор Корбетт.
В моих словах не было злого умысла, но в трубке наступила мертвая тишина, словно собеседник отпрянул от телефона. Когда он снова заговорил, покровительственное добродушие испарилось, теперь в его голосе звучали испуганные нотки.
— Такое невозможно предвидеть. Кто знал, что происходило в голове Ребекки?
— То есть прежде у нее не отмечались странности в поведении? Насколько мне известно, от пяти до десяти лет она не получала психиатрического лечения?
— Только в самом начале, недолго. А после удочерения сочли, что продолжать лечение нет необходимости.
— И что, никто никогда не настаивал на необходимости подобного лечения?
— Боюсь, что никто и никогда.
Его голос снова изменился, став печально-умиротворенным. Не знай я заранее, что он врет, в жизни не догадалась бы. Такому самое место в политике — ну до того скользкий, что ничем не прищучишь. Мне отчаянно хотелось напомнить ему об отчете психолога, но я промолчала — черт бы побрал мою стеснительность.
— Если отбросить то, что случилось впоследствии, — продолжал Миллз, — то супруги Фишер были наилучшей семьей для Ребекки. Убийство Эленор стало страшной трагедией, но согласитесь, предотвратить ее было невозможно. Ведь никому и в голову бы не пришло, что такое может произойти.
Испытывая почти физическое отвращение к его утешительным банальностям, к попыткам скрыть правду, я с большим трудом заставила себя сохранить вежливо-нейтральный тон.
— Благодарю вас, мистер Миллз, за то, что уделили мне столько времени.
— Надеюсь, это поможет вам в работе над книгой. Всего хорошего.
Я положила трубку, дрожа от возмущения. Беседа с этим типом не дала мне ровным счетом ничего — но в то же время укрепила мою уверенность, что в какой-то момент этой истории что-то пошло наперекосяк. Я собрала воедино то, что считала достоверными фактами, и то, в чем была уверена почти на сто процентов. Итак, после гибели родителей Ребекка проявляла явные признаки психического расстройства, на которые указал в своем отчете психолог, однако этот отчет был оставлен без внимания. Был ли отчет положен под сукно намеренно или потерян в бюрократической неразберихе — не суть важно. Зато крайне важно то, что произошло потом. Как супруги Фишер относились к удочеренной ими замкнутой, несчастной девочке; понимали они при первоначальном знакомстве с Ребеккой, какого ребенка берут в семью?
