Патрис Лумумба - [8]

В чем же отсталость Конго и Африки в целом? Что там нет небоскребов и неоновых реклам? Но кто возьмется утверждать, что в квартире двадцатиэтажного дома жить лучше, чем в африканской хижине? Вполне естественно: европеец всегда предпочтет, как мы выражаемся, квартиру со всеми удобствами, расположенную невдалеке от центра города, африканец же предпочтет хижину, находящуюся в глубинке. Это обстоятельство нисколько не говорит об «отсталости» и «примитивизме» африканца. Еще больше нелепости содержится в определении достоинств человека «по одежке». «Какой ужас, — вопят невежи, — они все время ходят босиком, не знают, что такое ботинки, не умеют повязать галстука!»

Сейчас уже многое переменилось и есть немало африканцев, которые дадут десять очков вперед франту из Парижа или Брюсселя. Но абсолютное большинство африканцев щеголяет действительно налегке, не обременяя себя гардеробами. Из этого делается вывод и о бедности, и о той же «отсталости» и «неполноценности». И то и другое противоречит здравому смыслу. Обнаженность — насущная потребность для человека, живущего в тропиках. Бедный, с нашей точки зрения, наряд отнюдь не характеризует африканца с имущественной стороны, не говорит о его социальном положении в обществе.

Нгонго Лютете редкий раз надевал на себя воинские доспехи, положенные ему как вождю племени. Даже перед европейцами, отряды которых он разбивал, вождь представал босым, держа копье в руке.

— Не так обидно, что африканцы нас взяли в плен, сколько то, что принудил к сдаче босяк, — говорили бельгийцы.

Он родился на берегу Санкуру. Отец его был замечательным охотником. Бивни убитых им слонов приносил домой: изгородь вокруг хижины состояла из воткнутых в землю клыков. Ворвавшись в деревню, пришельцы набрасывались на слоновьи бивни и уносили их до единого. Нгонго Лютете, сын охотника, был уже взрослым. Старик отец говорил ему:

— Эти белые люди — дикари. Их нужно истреблять, как животных, которые уничтожают наши посевы. Но у меня нет сил для этого. Наш вождь перетрусил и не сможет защитить батетела. Я знаю тебя не только как сына, но и как воина. Нужно собрать совет старейшин, чтобы избрать нового вождя. Люди с ружьями скоро придут еще...

До Санкуру дошли арабские авантюристы, занимавшиеся работорговлей, сбывавшие европейским перекупщикам «живой товар». Формируя вооруженные караваны на Занзибаре, оснащая их английским оружием, они через Танганьику устремлялись в Конго, захватывали опорные пункты, откуда делали набеги на окрестные селения африканцев. Типпо Тип и его сын Сефу владели значительными территориями: за короткий срок они нажили баснословные состояния. Эти искатели наживы прокладывали дороги еще более крупным европейским хищникам.

Когда Нгонго Лютете был избран вождем батетела, он начал готовиться к военным действиям против непрошеных властителей, закрепившихся на конголезской земле. Положение осложнялось тем, что бельгийские колонизаторы смогли навербовать солдат из некоторых племен Конго, в том числе и из батетела. Солдат обували, одевали, им платили деньги — и их же бросали в бой против африканцев. Про них вождь говорил:

— Когда баран на веревке, он не может щипать траву в чужом огороде — пожирает свою.

Нгонго Лютете создал боеспособную армию: передовые части были вооружены винтовками, отбитыми у бельгийцев. Солдаты батетела, навербованные в колониальные войска, подняли мятеж и вышли из подчинения бельгийских офицеров. В 1892 году армия конголезского вождя атаковала Лусамбо и другие укрепленные районы, находившиеся в руках оккупантов. В то время все без исключения иностранные компании, обосновавшиеся в Конго, располагали собственными военными отрядами. «Специальный комитет Катанги», предшественник «Юнион миньер дю О’Катанга», бросил свои отряды против Нгонго Лютете.

Батетела сражались тогда за все Конго, может быть впервые за всю историю выйдя за пределы интересов только своего племени. В этом была заслуга Нгонго Лютете. Остался его афоризм:

— Собака имеет четыре ноги, но бежит она не по двум, а по одной тропинке. Так и страна: Конго должно идти одной тропинкой...

Он был схвачен и расстрелян колонизаторами. Перед самой смертью он сказал:

— Орел останется орлом, даже когда ему отрубят когти. Я ухожу, но у батетела будет и после меня много орлов!

Оставил по себе, видимо, выстраданную им притчу. Смысл ее таков.

...Умирают те, кто боролся. Кто не держал в руках оружия и не разил врагов, тот не жил и не рождался. Поэтому не так уж важно — живет он или умер. Настоящей жизни у такого человека нет и не было. Я умираю, оставаясь жить с вами. Скошенная трава растет еще лучше. Кто видел кровь, тот никогда не побоится воды. Помните: пришелец не знает и никогда не узнает, с какой стороны появится ночью луна. Сороконожку, которая к нам приползла, батетела никогда не полюбят. Бейте ее, бейте! Я ухожу от вас не по своей воле. Я сделал все, что мог. Помните: вождь, умерщвленный чужим оружием, лучше, чем тот, кто пополз на коленях к бельгийцам. Кто сказал, что я прах? Я уношу с собой в землю семена борьбы. Я надеюсь на всходы. Батетела, я жажду всходов! Спаленная трава — отжившая. Но корни ее живы, и они дадут новые побеги. Я верю в них. Прощайте. Боритесь и верьте! Боритесь и верьте! Дух Нгонго Лютете всегда будет с вами. Когти отрастут, когти отрастут!.. Молодой орел будет парить, и я предвижу его взлет. Я ухожу...