Патриотизм снизу. «Как такое возможно, чтобы люди жили так бедно в богатой стране?» - [63]

Леонид зачитывает отрывок якобы из эссе Маргарет Тэтчер «Родина и гражданин», обещая продемонстрировать на его примере психологичность политического текста. На самом же деле «эссе» представляет собой компиляцию текстов для женщин «о том, как нужно любить мужчин», только «мужчины» заменены «Родиной», а женщины – «гражданами».

Родина – существо намного проще, чем мы, граждане… Мы должны понимать главную истину: Родина отличается от нас, граждан, не только физиологически, но и психологически. …Любовь Родины прямее, проще, это нужно помнить, если вы хотите быстрых отношений с Родиной.

Приготовленный борщ подавался приправленный землей и мелко нарезанными денежными купюрами, под ответ на главный вопрос о патриотизме.

Следующий сет – самый патриотический. Патриотизм – это не борщ, это мы. …Главное в патриотизме – это единство. …Поэтому мы приглашаем всех на минуту молчания.

В конце Дарья и присоединившаяся к ней аудитория читали явно непрофессиональные стихи о любви, в которых объект любви заменен на Родину.

Перформанс максимально использовал форму первых выступлений в автономных пространствах, обеспечивавшую синтез художественного, документального и теоретического текста в интерактивном театральном действии, частью которого становилась аудитория. Дальнейшие акции продолжали развивать те же идеи, но уже не были так сложны, а группа все чаще появлялась в общественных пространствах.

Центральной темой группы оставались война и государственные репрессии, художественные образы становились более лаконичными, а смыслы – более четкими, как, например, в акциях «Весна»/«9 стадий разложения вождя» (знаменитый образ травы, прорастающей сквозь портрет Путина[201]) или «Военная прачечная» (художницы на улице стирают военную форму без опознавательных знаков, залитую российской, украинской, белорусской кровью[202]). Война и феминизм буквально столкнулись в перформансе «Похищение надежды»[203], прошедшем 8 марта 2016 года и разыгравшем мифологический сюжет похищения Зевсом Европы. Белый бык, несший на спине женщину со связанными руками и мешком на голове, прошел по Невскому проспекту, где в это время проходили антивоенные акции, к Марсову полю – на феминистский митинг, откуда он был удален полицией по просьбе организаторок. Здесь, очевидно, связывались два политических контекста: протесты с требованием отпустить украинскую летчицу Надежду Савченко из российской тюрьмы и набиравшая как раз тогда обороты публичная кампания борьбы с насилием в отношении женщин.

Патриотизм, до того находившийся скорее в центре художественной рефлексии и самонаблюдения, становится объектом критики в перформансе «Автотрофия» на фестивале «Бедные диалектики»[204] (позднее перформанс был повторен в Киеве). Этот перенасыщенный смыслами перформанс сочетал в себе театральность и «кулинарт»[205]. Политический контекст и ирония снова использовались здесь, на этот раз для рассуждения об уничтожении продуктов из санкционного списка. В «Автотрофии», однако, уже нет ни намека на рефлексивный самоанализ и настроение первых перформансов. Пока Дарья давит утюгом яблоки – отсылка к новостным сюжетам о ликвидации запрещенной продукции, – из динамиков звучат рассуждения о природе современного «пищевого патриотизма». В конце голос из динамиков отвечает на вопрос о том, почему в России уничтожают еду:

в России уничтожают еду, чтобы кормить бессмертный полк.

Подобно тому как дым жертвенников достигал ноздрей небожителей, частицы еды, перемешиваемые с землей под гусеницами бульдозеров, питают мертвые души ветеранов войны. Автотрофия в РФ никогда не бывает тупой нарциссической практикой – самоедение здесь космично. Затягивая потуже пояса, мы уступаем частицы своего животного жира нашим мертвецам. Контрабандная еда становится их военным трофеем. Потому что отныне, возвращаясь, они будут вечно воспроизводить войну, лепеча слова Заратустры: можем повторить, можем повторить. И мы держим великий пост ради великой победы мертвых[206].

Заметное отличие этого перформанса, в основных своих художественных элементах напоминающего предыдущие, – частичное или полное исчезновение из центра событий переживающего их рассказчика и одновременно участника. Если у {родины} периода Саммер-бара и Манифесты формула «личное – это политическое» понималась буквально, то есть политическое переживалось от первого лица, то здесь, как и в нескольких последующих перформансах, перспектива художников смещается к внешней наблюдающей или критикующий инстанции. Похожим образом в ответ на предложенный церковью и правительством ряд мер регулирования рождаемости – запрет абортов, противозачаточных и бэби-боксов – появился другой проект, видео «Право на аборт», снятое от лица марсиан, которые заставляют всех земных мужчин вынашивать личинки воинов[207].

Рефлексия патриотизма тем временем становилась все более мрачной и все больше увязывалась со смертью. Осенью 2016-го, накануне Дня народного единства, состоялась фотосессия «Увы-парад (война-безработица-ноябрь)»[208], обеспечившая группе широкую известность: несколько человек с невеселыми лицами и лозунгами были сфотографированы на фоне депрессивных петербургских пейзажей. В январе 2017-го прошли несколько эпизодов акции «Принятия»