Патриотизм снизу. «Как такое возможно, чтобы люди жили так бедно в богатой стране?» - [65]
Основная линия постколониальной и деколониальной критики национализма – критика современности как навязчивого нарратива, принуждающего копировать или производить версии модерна[236]. Модерн здесь осмысляется как последовательное производство и воспроизводство маркеров, разделяющих группы, а также времен и пространств, поддерживающих иерархии и привилегии. Вот как, например, Энн Макклинток[237] описывает империализм и появление расы[238]:
Изобретение расы в городских центрах метрополии… стало центральным событием не только для самоопределения среднего класса, но и для контроля «опасных классов»: рабочий класс, ирландцы, евреи, проститутки, феминистки, геи и лесбиянки, преступники, воинственно настроенные толпы и так далее[239].
В центре анализа Макклинток – «семейное древо человечества»[240]. Этот образ, объединяющий науку и глобальную историю, – гендерная иллюстрация расового прогресса, из которого исключались определенные анатомические типы и женщины как таковые. Образ, о котором идет речь, скрыл женщин как исторических агентов, оставив за ними только сферу природного. Так же как пространство между метрополией и колониями разделялось границей между будущим и прошлым, белые мужчины среднего класса воплощали авангард национального прогресса, а женщины и колонизированные народы постоянно оставались в прошлом современной нации.
Основой последней долгое время представлялся средний класс. Джордж Мосс[241] связал с национализмом оформление буржуазной респектабельности, которая стала одной из ключевых черт, отделявшей средний класс от тех, кто не принадлежал к нему и не считался, таким образом, воплощением лучшего в нации, и исключавшей из нее тем самым «аморальных», «нездоровых», «извращенцев», гомосексуалов. Еще раньше предшественник современной постколониальной теории Франц Фанон изобразил средний класс колонизированных народов ярким символом интеллектуального отчуждения, поскольку «черный» (Negro) средний класс слишком подвержен, согласно Фанону, влиянию западного колониального мира[242].
Сегодня привязка национализма к определенному классу, группе или пространству рефлексируется критической теорией национализма так же, как эссенциализм и гомогенизация гендера[243] или класса[244]. Теория расиализации класса и гендера не утверждает, что все типы неравенства одинаковы. Так, Юваль-Дэвис и Антиас полагают, что в основе гендерного, классового и расового неравенств – разные, пусть и взаимосвязанные принципы:
Этнические меньшинства объединяет по большому счету не классовая позиция, хотя они действительно располагаются преимущественно на нижних ступенях классовой структуры. В основном их объединяет нахождение на дальних рубежах британской нации в качестве ее болезненных точек и ее либеральной совести[245].
Тенденция к деконструкции групп в теории национализма развивается вместе с рефлексией собственных идеологических установок, располагающей сопротивляться политике идентичностей (identity politics)[246] и навязыванию западной и колониальной рамки в исследованиях национализма[247]. К тому же стремятся активисты группы {родина}.
Концепт «гендера» подвергается критике в том числе из-за его колониального характера[248], проявляющегося в том, что концепт универсализируется и применяется вне зависимости от контекста, от различных пространственных, культурных, исторических или политических условий[249], а также в том, что понимание гендера сводится к белой гетеросексуальной модели, продуцируемой средним классом:
Феминизм, развивавшийся в двадцатом веке, не показывал явно связь между полом, гендером, классом, гетеросексуальностью как расиализированную. …Белые буржуазные феминистки теоретизировали белую женственность, как будто все женщины были белыми[250].
Мария Лугонес описывает колониальную/современную гендерную систему в виде двух полушарий – светлого и темного. В первом обитают буржуазные белые гетеросексуальные мужчины и женщины, во втором – порабощенные рабочие тела, которые исторически не мыслятся людьми в достаточной степени для того, чтобы считать их мужчинами и женщинами[251]. Лугонес оставляет биологический диморфизм, так же как гетеросексуализм и патриархат, на светлой стороне современного колониального гендера[252].
Теории национализма, трансформирующиеся вместе с понятием нации, часто сдвигают дискуссию о стигматизирующей стороне последней в область крайних или устаревших идеологий и практик. История возникновения нации, представлявшаяся в том числе физическим и интеллектуальным насилием, в дискурсе о гражданской нации превращается в работу над ошибками прошлого ради лучшего будущего. Критические теории нации, однако, продолжают настаивать на невозможности ее нейтрального понимания. Макклинток даже заявляла, что нет ни одной постколониальной страны, которая дала бы равные права мужчинам и женщинам
