Патриотизм и русская цивилизационная идентичность в современном российском обществе - [13]
В современной России русская идентичность в целом совпадает с гражданской идентичностью других титульных этносов в постсоветском политико-правовом пространстве, но сохраняется еще и бывшая союзная идентичность (до 20 % опрошенных москвичей и провинциалов)[37].
Политизация этничности оказывается существенным фактором обретения этносом собственной национально-государственной формы и суверенитета, что вызывает разную направленность в ее политико-правовой институционализации: а) усиление значения этнического фактора как средства политической борьбы; б) рост межнациональной напряженности внутри национально-территориальных образований и между ними на фоне ухудшения материального положения населения; в) смена власти под воздействием этнического фактора по самым разным сценарным планам: захват ее религиозными группами, экстремистски ориентированными националистическими элитами; политическими лидерами с федералистскими или регионалистскими предпочтениями; г) стабилизация этнонациональной динамики за счет обеспечения оптимального баланса между федеральной политикой и принципом национально-культурной автономии.
В любом случае политизация этничности делает ее основным инструментом в борьбе за достижение властных полномочий, что в западной политико-правовой и этносоциологической традиции означает реализацию следующей поэтапной этнической мобилизационной последовательности: признание особой роли политики в сохранении или уничтожении этнокультурных ценностей – мобилизация этнических групп, обладающих единым самосознанием, на понимание данной связи – осуществление политической деятельности сформированных этнических групп с учетом поведенческой солидарности и группового самосознания, требующих этнической и политической самоидентификации в ее различных формах, в том числе не обозначенных законом вариантах.
Еще одним фактором, определяющим состояние межэтнических отношений в плане их конфликтогенности, является качество или степень этнической гетерогенности (этнический плюрализм). Каковы цивилизационные пределы объединения в единое государственное целое этнических сообществ, самобытных по языку и культуре, стилям жизни, религиозным верованиям, мировоззренческим ценностям и т. д.? Что в первую очередь влияет на процессы социокультурной и государственно-правовой интеграции слабокомплементарных этносов, если их этническое многообразие поддерживалось исключительно за счет тоталитарных и авторитарных режимов?
Ответы на эти вопросы, по нашему мнению, дает интересная концепция А.А. Празаукаса, предлагающего объяснительную схему двухкомпонентной цивилизационно-культурной обусловленности этнической гетерогенности. Во-первых, речь идет о правовой и политической культуре, трактуемой автором как комплекс представлений и норм, регулирующих пути достижения и методы использования власти, а также определенный стиль политического поведения. Если в обществе отсутствует общая политико-правовая массовая и профессиональная культура, учитывающая своеобразие этнорегионального правосознания и политико-правового мышления, то любая попытка либерализации отношений центральной (верховной) власти и региональных властных центров чревата в конечном итоге центробежными тенденциями, особенно это касается законодательной деятельности, обеспечивающей единое правовое интеграционное поле.
Во-вторых, этническая гетерогенность отличается внешней ориентацией определенных этнических групп не на интегрирующий властный центр полиэтнического государства, а на те цивилизационные основания, с которыми их продолжает связывать общая религия (католицизм, протестантизм, ислам, иудаизм и т. д.), ценности, культурное наследие (литература, искусство, архитектура). Это значит, что стабильность и устойчивое развитие полиэтнической государственности невозможно без объективного учета этнической гетерогенности и адекватной национальной политики[38].
Вместе с тем необходимо уточнить позицию исследователя, полагающего, что динамика этнонациональных процессов по своей направленности идентична политическим центробежным тенденциям и базируется на принципе самоопределения нации, а межэтнические объединительные процессы стимулируют центростремительные тенденции. На самом деле национальное самоопределение, трактуемое как изначальное и неизменное право каждой этнической общности, представляет собой длительный в историческом плане процесс и не должно сводиться к единовременному политико-правовому акту или политической вывеске. Это долговременный процесс, имеющий свои национальные, психологические, этнополитические, государственно-правовые и региональные отличия.
Более того, первоначальные представления о самоопределении как деструктивном процессе, связанном с провозглашением этнонационального суверенитета и созданием национального государства, включающего в своей состав территорию компактного проживания данного этноса, составляющего большинство населения, – поверхностны и неадекватны.
Во-первых, политическое самоопределение какого-либо этноса в полиэтническом государстве не всегда имеет разрушительный и дезинтеграционный характер. Во-вторых, как было показано выше, этническая гетерогенность, заменяемая моноэтнической общностью, накладывает соответствующие ограничения на ее политико-правовое существование и функционирование. Этническая гомогенность для утверждения собственного права на самоопределение должна иметь определенную степень государственно-правовой зрелости: органы государственной и судебной власти, представительные учреждения, общественные движения, политические партии, национальные движения, электорат, этнонациональное правосознание и политическую культуру, соответствующие этническим интересам и ценностям.
Бывают редкие моменты, когда в цивилизационном процессе наступает, как говорят немцы, Stunde Null, нулевой час – время, когда история может начаться заново. В XX веке такое время наступало не раз при крушении казавшихся незыблемыми диктатур. Так, возможность начать с чистого листа появилась у Германии в 1945‐м; у стран соцлагеря в 1989‐м и далее – у республик Советского Союза, в том числе у России, в 1990–1991 годах. Однако в разных странах падение репрессивных режимов привело к весьма различным результатам.
Сборник воспоминаний и других документальных материалов, посвященный двадцатипятилетию первого съезда РСДРП. Содержит разнообразную и малоизвестную современному читателю информацию о положении трудящихся и развитии социал-демократического движения в конце XIX века. Сохранена нумерация страниц печатного оригинала. Номер страницы в квадратных скобках ставится в конце страницы. Фотографии в порядок нумерации страниц не включаются, также как и в печатном оригинале. Расположение фотографий с портретами изменено.
«Кольцо Анаконды» — это не выдумка конспирологов, а стратегия наших заокеанских «партнеров» еще со времен «Холодной войны», которую разрабатывали лучшие на тот момент умы США.Стоит взглянуть на карту Евразии, и тогда даже школьнику становится понятно, что НАТО и их приспешники пытаются замкнуть вокруг России большое кольцо — от Финляндии и Норвегии через Прибалтику, Восточную Европу, Черноморский регион, Кавказ, Среднюю Азию и далее — до Японии, Южной Кореи и Чукотки. /РИА Катюша/.
Израиль и США активизируют «петлю Анаконды». Ирану уготована роль звена в этой цепи. Израильские бомбёжки иранских сил в Сирии, события в Армении и история с американскими базами в Казахстане — всё это на фоне начавшегося давления Вашингтона на Тегеран — звенья одной цепи: активизация той самой «петли Анаконды»… Вот теперь и примерьте все эти региональные «новеллы» на безопасность России.
Вместо Арктики, которая по планам США должна была быть частью кольца военных объектов вокруг России, звеном «кольца Анаконды», Америка получила Арктику, в которой единолично господствует Москва — зону безоговорочного контроля России, на суше, в воздухе и на море.
Успехи консервативного популизма принято связывать с торжеством аффектов над рациональным политическим поведением: ведь только непросвещённый, подверженный иррациональным страхам индивид может сомневаться в том, что современный мир развивается в правильном направлении. Неожиданно пассивный консерватизм умеренности и разумного компромисса отступил перед напором консерватизма протеста и неудовлетворённости существующим. Историк и публицист Илья Будрайтскис рассматривает этот непростой процесс в контексте истории самой консервативной интеллектуальной традиции, отношения консерватизма и революции, а также неолиберального поворота в экономике и переживания настоящего как «моральной катастрофы».