Патриарх - [7]

Я твердо встал на сторону Эллен, но он с досадой перебил меня. Об Эллен я могу ему не рассказывать. Он знает ее тридцать пять лет!

- Слишком много она о себе понимает, - сказал вн с горечью. - Набралась кое-каких знаний и вообразила себя богом всемогущим. А главного-то в ней нет: христианского милосердия.

- Как бы там ни было, - возразил я, - Блесна распутная, бесстыжая старая лиса, и ни одна мало-мальски самостоятельная женщина ве согласится видеть ее -в своем доме.

(Говоря это, я видел увядшее лицо Блесны, окутанное шалью, ее лоснящуюся от грязи протянутую ладонь и слышал резкий надтреснутый голос: "Ну, паренек, гони сюда монету!")

- Ты слишком строг к ней, - пробормотал Майкл. - Надо быть милосердным. Ведь ты ее не знаешь.

- Знаю, знаю.

- Ну уж нет. А я знавал ее девочкой. Но только с месяц назад, когда она пришла перехватить у меня несколько шиллингов, узнал до конца.

Помолчав немного, он сделал мне знак головой и сказал:

- Наклонись ко мне.

Он оперся о подушки, а я наклонился и, приподняв его, приложился ухом к его губам. Несколько секунд он горячо и конфузливо шептал.

- Вот как? - спросил я, не выражая удивления. - Так почему же он на ней не женился?

Он посмотрел на меня укоризненно и, словно не веря своим ушам, неодобрительно прищелкнул языком. От одной такой мысли весь его врожденный консерватизм пришел в возмущение.

- Ну-ну, Дермонд! Ну-ну! Он? Фигура национального масштаба? Человек, на которого молился весь Корк!

Ты меня удивляешь! Она была лишь служанкой в его доме.

- А какая разница? - сказал я.

Он с благоговением и нежностью окинул взглядом выцветшую фотографию на стене.

- К тому же это произошло после того, как он вышел из тюрьмы? - добавил он, как если бы это решало дело.

- Ему, верно, было уже за пятьдесят, - обронил я, словно невзначай.

- Шестьдесят три, - сказал Майкл, ставя точку.

Какую-то долю секунды он смотрел на меня, затем виновато опустил глаза. Густая краска залила его вытянутую простодушную физиономию, растеклась к ушам, заалевшим из-под копны белых волос, и тихо поползла вдоль шеи под рубашку. Тонкие пальцы заходили по пододеяльнику. Наконец, не выдержав, он отвернулся, словно его внимание вдруг привлекло что-то, происходившее на острие крыши, за окном. Но безжалостная предательская краска охватила затылок и яростно пылала за ушами. Внезапно он, не говоря ни слова, сполз с подушек и натянул на себя одеяло, из-под которого теперь блестели только два смущенных глаза да пунцовый лоб. Вот и все, что мне когда-либо довелось услышать от Майкла о так называемых "таинствах жизни".

Еще до моего ухода между ним и Эллен разыгрался очередной скандал. Кроме фенианских вождей, он - из всей небесной иерархии - чтил францисканских святых во главе, естественно, с самим св. Франциском, а также держал в особом почтении св. Риту Кашийскую, молитва к которой висела над его кроватью на степе. Все это время он дожидался возвращения Эллен из церкви и, заслышав на лестнице ее шаги, прокричал вниз:

- Достала?

- Что достала? - отозвалась она.

- Ну конечно, ей даже неизвестно что! - прокомментировал он с горечью и громко вздохнул. - Так и следовало ожидать - ей неизвестно!

Эллен, ворча, поднялась по лестнице и заглянула в комнату.

- Не было его у Петра и Павла.

- А ты спросила?

- Я же вам сказала до того, как мне уйти: не будет его у них.

- В этом доме для меня ничего не хотят сделать - даже такой малости.

- А о чем речь, Майкл? - спросил я примиряюще.

- О "Житии святой Риты", которое я уже месяц прошу ее мне принести, но она так ленива, что не желает пошевелить и пальцем...

- Не знаю, что вы нашли такого в святой Рите, мистер Келленен...

В спокойном топе Эллен таилась буря. Ее карта небес, я знал, была тщательно расчерчена, и она гордилась тем, что из собственного опыта заключала, какое место отвести там каждому главному светилу. У нее имелся столик, заставленный дешевыми раскрашенными фигурками, и по отведенному каждой из них месту можно было определить, к которой в настоящий момент стремилась ее душа. Когда перед святым горела лампада, можно было не сомневаться: он пользовался ее наибольшим расположением, тогда как наивысшее свое разочарование Эллен выражала, поворачивая статуэтку в наказание за бездеятельность лицом к стене. В этом проявлялось больше истинного католицизма, чем может показаться на первый взгляд: существует же старинное ирландское стихотворение, в котором святого осыпают горькими упреками за то что он не оказал покровительства. Но Эллен не нуждалась в прецедентах. Она была сама себе и закон, и завет.

- Что ты там болтаешь? - пробурчал Майкл.

- Не знаю, с чего вам так полюбилась святая Рита... На мой непросвещенный взгляд, старая пустельга она, эта святая Рита.

- Вон отсюда! - взвился старик. - Ты только послушай ее, Дермонд, вот так она всегда со мной обращается, пока не доведет до белого каления. Сколько раз теое сказано: не кощунствуй!

- А я и не кощунствую, мистер Келленен. И в мыслях такого не было. Просто высказываю свое мнение, на что имею полное право и здесь, и везде, и в любое время суток. Я же не возражаю против того, что церковь о ней говорит. Я только говорю, что, по моему мнению, она старая пустельга. Ни одной моей просьбы она так и не выполнила, и меня это вовсе не удивляет, мистер Келленен, если взять в расчет, кем она была. Мне от замужних женщин в религии мало проку. Женщина, не способная решиться...