Патент 119 - [9]
Ольга. Рабочие и есть государство.
Блех. Рудольф, вы что-нибудь понимаете в этом?
Рудольф. Это необходимо понять. Это все чрезвычайно важно понять.
Блех. Ну, дай вам бог! (Смеется.)
Лукин(тихо). Оля, я тут набросал… (Подает бумажку.) Сам-то я затрудняюсь по-немецки. Ты ему объясни всю картину. Завод гибнет. Нужен новый объект производства. Вся наша молодежь — как звери, будем работать. Пусть только… Понимаешь?
Анни. Рудольф, что она вам рассказывала?
Рудольф. Необычайно! Здесь какой-то совершенно другой мир.
Анни. Вам очень нравится эта женщина?
Рудольф. Анни… Мне нравится то, что она говорит.
Анни. Поздравляю!
Рудольф. Но то, что вы говорите сейчас, мне не нравится.
Анни. Вы изысканно любезны. Первый раз вижу вас таким… каким-то взъерошенным.
Рудольф. Это — ветер. (Указывая на свою голову) Они еще дыбом у меня встанут.
Из кабинета директора выходят Петька и семь рабочих.
Торопов (в дверях). Инцидент исчерпан. Принципиально вопрос мы поднимаем, конечно…
Носов. Уплатим за порчу, — чего шуметь-то?
Скобарев. Маленькое дело — плевка не стоит.
Никитина. Огромное, всесоюзное дело! Решение директора для нас менее всего авторитетно.
Рабочие уходят.
Петька (Ольге). Решение сволочное — компромисс.
Ольга. А ты чего ждал?
Петька. Шестьдесят копеек дай — в счет аванса. Фельетончик будет мирового значения. (Уходит.)
Торопов(подходит к модели трактора). Вот, Конрад Карлович, объект нашего производства. Красивая машина?
Блех. Гм… Бывают и хуже, бывают и лучше.
Торопов. Рост сельского хозяйства заставляет прислушиваться к новым требованиям. Кое-что нужно улучшить, добавить, конечно, не меняя, однако, общего принципа. Это мы и поручим вашему вниманию.
Блех. Слушаюсь, слушаюсь…
Лукин (подходит к трактору). Пять лет тому назад крестьянскую лошадь едва не объявили контрреволюцией. А это… (хлопает ладонью по кожуху.) Это и есть контрреволюция!
Рудольф. Что? Что он говорит?
Анни. Рудольф, я умоляю — не ввязывайтесь в политику!
Там же. Неделю спустя. Рудольф один сидит на столе, рассматривает чертеж. Нахмурен. Из чертежной осторожно выходит Михайлов.
Деликатно приближается к Рудольфу.
Михайлов(выражается больше жестами, чем словами). Мое, Рудольф Адамович. (Указывает на чертеж.)
Рудольф, не поднимая глаз, хмуро кивает.
Михайлов. Идейка-то, конечно… Да сыро еще…
Рудольф(с раздражением тыча в чертеж). Это вот что? что?..
Михайлов(быстро). А это, дорогой мой, у меня идет всасывание. Автоматически. И тут должен получиться вакуум.
Рудольф. Вакуума тут быть не может.
Михайлов. Чего это? (Беспомощно оглядывается, но никого нет, чтобы перевести.) Вот ведь чёрт, сдохнешь неграмотным по-немецки… Слышь, расстреливайте меня, а вакуум тут будет, и будет охлаждение до нуля…
Рудольф бросает чертеж на стол. Заложив руки в карманы, ходит.
Михайлов. С другими — ласков. Что такое? Так его уважаем, готовы уж не знаю что… Сердится?
Петька вбегает, роется в бумагах.
Михайлов. Петька!
Петька. Да некогда!
Михайлов. Переведи ты ему, — немец меня не понимает.
Петька. А ты бы сам лучше по-немецки учился.
Михайлов. Начал. Дорогой мой, ведь я в двадцать третьем еще по складам читал. Физику, математику изучаю. Европу я догоняю или нет? А уж чересчур нажимать — и голова треснет.
Петька. Фельетон про энтузиастов вольтовой дуги перепечатали в «Известиях». Завтра у директора заседание о пересмотре сметы Электросварочного института. Понятно? (Бежит к двери. Входит Ольга в парусиновом балахоне.) Ольга, сейчас еду в город, в Академию наук.
Ольга. Зачем?
Петька. Нужны теоретические данные. (Уходит.)
Рудольф. Где вы пропадали, Ольга?
Ольга. В электросварочной. Пробовали переменный ток, — оказалось, как я и думала: металл ведет себя совершенно по-другому в этом случае. (Снимает балахон, берет полотенце и мыло.) Вы что — не можете сговориться? Сейчас приду.
(Уходит.)
Рудольф(берет обе руки Михайлова). Я вас уважаю. Но вы причиняете мне боль. Когда-нибудь я вам расскажу…
Михайлов. Вижу. Все понимаю, Рудольф Адамыч. Тяжело тебе у нас.
Рудольф. Простите.
Михайлов. Ты еще после Европы не очухался. А ты влезь хорошенько на нашу кашу да пойми нас. Мы только с виду неказистые. Мы ничего не боимся: ни науки, ни работы, ни смерти не боимся.
Рудольф. О, да — русские знают, зачем они живут.
Михайлов. Чего это? Я говорю — тото…
Рудольф. О, да.
Михайлов. А насчет вакуума — он ведь будет.
Рудольф. Вакуум? Да, будет.
Михайлов. А ты хитришь, парень.
Рудольф. Что?
Михайлов(берет чертеж). Я ведь сам понимаю, что это — сыро. Для порядка хотел показать.
Рудольф провожает его до двери чертежной. Михайлов уходит.
Блех (выходит из кабинета). Рудольф!
Рудольф (очнувшись). Да…
Блех. Эти товарищи из конструкторского бюро обрабатывают вас, как мальчишку. Вы должны понять: вся их задача — выудить у вас тайну патента сто девятнадцатого.
Рудольф. Неправда.
Блех. У меня есть глаза и уши… Эти проныры набивают вам голову социалистическими бреднями и подсовывают чертежики. Я видел, как этот Михайлов…
Рудольф. Неправда. Михайлов показал мне такую штуку, за которую вы заплатили бы полмиллиона долларов. Он и сам еще до конца не понимает, что изобрел.
Блех.
Библиотека проекта «История Российского государства» – это рекомендованные Борисом Акуниным лучшие памятники мировой литературы, в которых отражена биография нашей страны, от самых ее истоков.«Петр Первый» А.Н. Толстого – лучший образец жанра исторического романа. Эпоха Петра волнует воображение уже более трех веков. Толстого увлекло ощущение творческой силы того времени, в которой с необыкновенной яркостью раскрывается характер выдающегося правителя огромной страны, могучей, многогранной личности, русского императора Петра Первого.
Рассказ об удивительных приключениях двух братьев – Никиты и Мити.
По замыслу автора повесть «Хлеб» является связующим звеном между романами «Восемнадцатый год» и «Хмурое утро». Повесть посвящена важнейшему этапу в истории гражданской войны — обороне Царицына под руководством товарища Сталина. Этот момент не показан в романе «Восемнадцатый год».
Трагическая и противоречивая картина жизни представителей белой эмиграции изображается в замечательной повести Алексея Толстого «Эмигранты», захватывающий детективно-авантюрный сюжет которой сочетается с почти документальным отражением событий европейской истории первой половины XX века.
Это — пожалуй, первая из российских книг, в которой элементы научно-фантастические и элементы приключенческие переплетены так тесно, что, разделить их уже невозможно. Это — «Гиперболоид инженера Гарина». Книга, от которой не могли и не могут оторваться юные читатели нашей страны вот уже много десятилетий! Потому что вечная история гениального учёного, возмечтавшего о мировом господстве, и горстки смельчаков, вступающих в схватку с этим «злым гением», по-прежнему остаётся увлекательной и талантливой!..
«Уно, уно уно уно моменто…» несется сегодня с телеэкранов и мобильных телефонов. Но не все знают, что великолепный фильм «Формула любви» Марка Захарова был снят по мотивам этой повести Алексея Толстого. Итак, в поместье в Смоленской глуши, «благодаря» сломавшейся карете попадает маг и чудесник, граф Калиостро, переполошивший своими колдовскими умениями всю столицу и наделавший при дворе немало шуму. Молодой хозяин усадьбы грезит о девушке со старинного портрета и только таинственный иностранец может помочь ему воплотить мечты в реальность…
Повести и новеллы, вошедшие в первую книгу Константина Ершова, своеобычны по жизненному материалу, психологичны, раздумчивы. Молодого литератора прежде всего волнует проблема нравственного здоровья нашего современника. Герои К. Ершова — люди доброй и чистой души, в разных житейский ситуациях они выбирают честное, единственно возможное для них решение.
Новый роман грузинского прозаика Левана Хаиндрава является продолжением его романа «Отчий дом»: здесь тот же главный герой и прежнее место действия — центры русской послереволюционной эмиграции в Китае. Каждая из трех частей романа раскрывает внутренний мир грузинского юноши, который постепенно, через мучительные поиски приходит к убеждению, что человек без родины — ничто.
Леонид Рахманов — прозаик, драматург и киносценарист. Широкую известность и признание получила его пьеса «Беспокойная старость», а также киносценарий «Депутат Балтики». Здесь собраны вещи, написанные как в начале творческого пути, так и в зрелые годы. Книга раскрывает широту и разнообразие творческих интересов писателя.
Повести и рассказы советского писателя и журналиста В. Г. Иванова-Леонова, объединенные темой антиколониальной борьбы народов Южной Африки в 60-е годы.
В однотомник Сергея Венедиктовича Сартакова входят роман «Ледяной клад» и повесть «Журавли летят на юг».Борьба за спасение леса, замороженного в реке, — фон, на котором раскрываются судьбы и характеры человеческие, светлые и трагические, устремленные к возвышенным целям и блуждающие в тупиках. ЛЕДЯНОЙ КЛАД — это и душа человеческая, подчас скованная внутренним холодом. И надо бережно оттаять ее.Глубокая осень. ЖУРАВЛИ УЛЕТАЮТ НА ЮГ. На могучей сибирской реке Енисее бушуют свирепые штормы. До ледостава остаются считанные дни.