Пастырское богословие, т.2 - [55]

Быть пастырем духовного опыта это значит переживать опытно вопросы нравственности, например, молитву, посты, духовное озарение, добрые дела и проч. Проверять, эксперементировать, опытно исследовать все это на самом деле в личной пастырской жизни. Если сказать более проще, то быть пастырем духовного опыта значит быть подвижником, быть человеком дела, быть добрым примером во всем духовном, возвышенном. Когда ваша деятельность отражается в вашем сознании отрадными ощущениями: молитва радостью о Господе, добродетель предвкушением вечной жизни, дела любви невыразимым счастьем, все, что мы называем духовным опытом, вы человек религиозного опыта (Лк. 8,13). Тот духовный опыт составляет то незыблемое основание, на котором зиждется вера простых людей. «Добро нам здесь быти» (Мф. 17,4), вот что говорит сердце, руководимое опытом. Люди веры подчас не переведут вам своей истины в понятия, они не отразят чужих нападений силой доказательств, но они сердцем почувствуют ложь, противную учению Христа. Вот что значит быть человеком опыта.

«Пастыри, пишет св. Киприан Карфагенский, должны подавать особый пример и утверждать прочих своим поведением и нравственностью»[130]. Пастырские образцы святой жизни нужны нам, как закваска, они возбуждают живое ощущение святыни и в других. Проповедники имеют силу злых делать такими, каковы они сами. Проповедников немного, так как и закваска невелика. Но сила проповедников не в количестве, но в благодати Духа. Образцовая жизнь, чья бы то ни было, обычно делается известной за тысячи километров. Праведник–пастырь оправдывает и для самих пастырей, и для пасомых идеал жизненности религии и значение своего высокого сословия.

Если служитель Церкви не исполняет лично проповедуемого учения, то святые отцы строго говорят ему: «Или вовсе не учи, или учи доброю жизнью. Иначе будешь одной рукой притягивать, а другой отталкивать»[131]. «А если ты не имеешь дел, то лучше молчи»[132].

Праведность подобных строгих суждений вполне понятна. Инициативное нарушение церковного устава жизни обесценивает и личность, и учение предосудительного вождя словесного стада. «Слово без жизни, замечает св. Исидор Пелусиот, не смотри (даже) на сильное и блестящее изложение его, служит только в отягощение слушателям»[133].

Верующие, сознавая верность провозглашенного им учения, осуждают внутренне проповедника за нарушение, противоречия в его жизни высказанным истинам, иногда осмеивают его или против него раздражаются.

Строгий общественный приговор мирян над своим пастырем практикуется чаще в городах и реже в селах. Сельские жители смиреннее горожан и менее требовательны к духовным руководителям. Мысль о своей духовной немощи приводит каждого пастыря к необходимости учить пасомых смиренно, просто, без докторального тона и не от себя, а от лица Церкви, и служить он вынуждается скромно, помня о личном недостоинстве. Если же отрицательная жизнь его слишком известна пастве, то ему, быть может, справедливее было бы вовсе отстраниться от пастырского служения. «Ни от кого Господь, говорит св. Григорий Богослов, не терпит более оскорблений, как от пастырей–соблазнителейЧерез порочных пастырей хулится их высокое пастырское званиепрезирается самое Слово Божие, их устами проповедуемое»[134]. Напротив, жизнь и богоугождение достойного пастыря представляют сами по себе непрерывную проповедь, возбуждают всех жить ревностно по Боге и готовят примерному наставнику благочестия «неувядаемый венец славы» (1 Петр. 5,3).

Богатство духовного опыта быстро достигается пастырем при условии его свободы или освобождения от мира, от плоти, от диавола.

Освобождение от мира

Стояние пастыря вне всяких земных организаций, споров, групп. Не только формальное, но и сердечное.

Беспристрастие к людям: знатным и униженным, ученым и неученым, молодым и старым, красивым и безобразным.

Внимание на бессмертную душу во всех отношениях с людьми и везде: в храме, городе, на улице, в поезде, автомобиле.

Привязанность пастыря к земным ценностям (дача, автомашина, одежда, вещи домашнего обихода) используются диаволом, как паутина. Пчелка запутывается в паутине игибнет. Пастырь в беспристрастии ко всему сверхнужному.

Жить в мире, но вне мира. Быть гражданином мира Горнего более, чем дольнего.

Постепенно освобождаясь от пристрастия к миру, пастырь становится свободным и от грубой плоти.

Освобождение от плоти

Если духовное понятие «плоть» (плотяность) означает не физическое тело, а перевес плотской жизни над духовной (угашение духа), то, конечно, необходимо освобождение и от плоти, сколь и от «мира».

Священник не должен быть явным аскетом, очень строгим воздержником. Подобное состояние испугает многих и отвратит от духовной жизни.

Диавол пугает людей «духовной жизнью», смешивая ее с «умерщвлением тела» и другими страшными понятиями. И человек отвращается от священника (и духовной жизни), напуганный призраком сурового аскетизма. Поэтому пастырь не должен казаться (и еще менее, конечно, выказывать себя!) строгим аскетом.

Понимая это, многие священники впадают в другую крайность: под видом смирения и смирения себя пред людьми (не выделяя себя), расслабляют и убивают себя невоздержанием и даже внутренне (а то и внешне) тщеславятся таким своим «смирением». Это лукавство.