Пастушка и дворянин - [35]

Шрифт
Интервал

Вот уж тупица так тупица!
Пускай как следует проспится.
Сон бедолагу протрезвит.

Гильеметта

Да, у него плачевный вид.
Ну как я роль свою сыграла?

Патлен

Совсем недурно для начала.
Теперь, клянусь я вам Христом,
Мы обеспечены сукном
Для вашей и моей одежи.

Суконщик

(один у себя в лавке)

Кто только, милостивый боже,
Ко мне не лезет с лестью в дом,
Чтоб завладеть моим добром!
О, царство жуликов и злыдней,
Где даже пастухи постыдней
Господ ведут себя. Вон мой —
Облагодетельствован мной,
Так нет же! Даденого мало:
Стал воровать. Стащу нахала
К аббату, пресеку разбой.

Пастух

Днем деньги, ввечеру покой
Бог вам пошли, хозяин милый!

Суконщик

А! Это ты, свиное рыло?
Зачем вдруг вылез из помета?

Пастух

Сейчас шел мимо стада кто-то
Из городских и дюже важных,
Весь в полосатом, верно, стражник.
Он кнутовищем без ремня
Любезно поманил меня
И рассказал, что ходят слухи,
Что, дескать, сильно вы не в духе
Из-за бог весть какой пропажи.
Он утверждал, что будто даже
Крушитесь вы из-за овец.
Ужель — помилуй нас Творец! —
Они лишили вас покоя?
Не понимаю ничего я.
И клялся он Пречистой Девой,
Что собрались пойти к судье вы,
Молол, короче, ерунду.

Суконщик

Стервец, предам тебя суду!
Пусть лучше ад меня возьмет,
Чем разрешу губить мой скот.
Немедленно верни, бандит, их,
Все шесть локтей, то бишь забитых
Тобой овец, и возмести
Ущерб, что мне пришлось нести,
Двенадцать лет тебе мирволя.

Пастух

Серчать, хозяин, — ваша воля.
Но я клянусь своей душой…

Суконщик

Клянись-ка лучше Пресвятой —
Не то меня вконец озлобишь! —
Что шесть локтей сукна мне, то бишь
Овец, воротишь до субботы.

Пастух

Сукна? Вот не было заботы!
О покровитель наш пастуший
Угодник Луп, молю, послушай,
Что ставит мне хозяин мой
В вину!

Суконщик

Проныра, с глаз долой!
Да не забудь моих условий.

Пастух

К чему грозить на каждом слове?
Поладить можно без суда.

Суконщик

Вон клонишь ты уже куда!
Небось решил, что я болван.
Нет, мне урок хороший дан
И без тебя, овцеубийца.
Изволь сегодня в суд явиться,
И пусть рассудит нас судья.

Пастух

Вам здравствовать желаю я.

(В сторону.)

Подумать надо о защите.

(Стучится в дверь к Патлену.)

Эй! Эй!

Патлен

Мне руку отрубите,
Коль это снова не Гильом.

Гильеметта

(вполголоса)

Поистине он стал бельмом
В глазу, хотя и так тревог
В дому хватает нам.

Пастух

Дай Бог
Здоровьица и благ вам прочих.

Патлен

Зачем пожаловал, молодчик?

Пастух

Мессир, хозяин мой так зол,
Что на меня поклеп возвел:
Мол, я овец его ворую,
Идем к судье — и ни в какую.
Тягаться с сильным тяжело.
Меня возьмите под крыло,
А я вам заплачу втройне.
Вы не смотрите, что на мне
Наряд сегодня затрапезный.

Патлен

Ну что ж, представься, друг любезный.
Ты кто — ответчик иль истец?

Пастух

Мэтр, я пастух, пасу овец.
Служу такому скупердяю,
Что кукиш с маслом получаю
И впал в большую нищету.
Могу ль открыть начистоту
Вам все?

Патлен

Опасностью чревато
Сокрытье тайн от адвоката.
Все говори как есть.

Пастух

Так вот,
Губил я понемножку скот.
Я выбирал двухгодовалых
Овец и палкой угощал их,
Пока не уложу на месте.
Хозяину дурные вести
Я приносил, потупя взор;
Мол, так и так: грозит разор —
Овечья оспа стадо косит.
А он послушает и просит:
«Поди и дохлых выкинь сразу,
Дабы не навели заразу
Они на всю мою скотину».
Я забирал их чин по чину
И ел: мне их болезнь вреда
Не приносила никогда.
Так припеваючи я жил.
А мой хозяин знай тужил
Да счет убыткам вел исправно;
Но наконец решил, что явно
Обманут он, и крохобор
За мною учинил надзор.
Когда однажды в день недобрый
Баранам стал считать я ребра,
Был тотчас в преступленье оном
Хозяйским уличен шпионом.
В суде я отопрусь едва ли.
Но кабы вы мне подсказали,
Как проще улестить судью,
То, слово честное даю,
Я уплатил бы вам немало.

Патлен

Какой ты шустрый! Но сначала
Скажи для дел дальнейших наших:
А много ль дашь ты мне медяшек
За то, что я тебя спасу?

Пастух

Что толковать о медных су?
Я заплачу вам золотыми.

Патлен

Ну, если ты запасся ими,
Считай, что избежал тюрьмы.
С тобою выиграем мы
И дело во сто раз трудней.
Доверься мудрости моей.
Я лучший адвокат на свете
И за тебя теперь в ответе.
Но чтобы выпутаться ловко,
И от тебя нужна сноровка.
Ты, впрочем, вижу, парень-хват.
Скажи свое мне имя, брат.

Пастух

Тибо, по прозвищу Поблей.

Патлен

И тяжкой палкою своей
Ты скольким смерть принес баранам?

Пастух

Клянусь Предтечей Иоанном,
Что за три года укокошил
Десятка три.

Патлен

Улов хороший.
Тебе в таверне будет легче
За игры в кости и за свечи
Расплачиваться поутру.

(В сторону.)

Тебя я знатно обдеру!

(Громко.)

Теперь ответить мне изволь-ка,
Свидетелей сумеет сколько
Хозяин выставить в суде?

Пастух

Их у него полно везде:
Захочет — приведет десяток.

Патлен

Н-да! Если так, то будет шаток
Любой наш аргумент. Постой!
Я притворюсь, что мы с тобой
В суде увиделись впервые.

Пастух

Зачем?

Патлен

Клянусь святой Марией,
Затем, что если пред судьей
Ты, друг, язык развяжешь свой,
То будешь к стенке вмиг приперт.
А это нам на кой же черт?
Последуй моему совету
И докажи судье, что нету
Рассудка в голове твоей:
В ответ на все вопросы блей.
Посыплются проклятья тут:
«Ты что молчишь, вонючий шут?
Иль шутки шутишь с правосудьем?
Мы цацкаться с тобой не будем!»
А ты лишь блей. И я тогда
Скажу: «Позвольте, господа,
Он глуп и, видимо, сейчас
Он за баранов принял нас».
Начнут беситься судьи снова,
А ты — по-прежнему ни слова,

Еще от автора Фольклор
Полное собрание баллад о Робин Гуде

Сорок баллад о Робин Гуде в классических и новых переводах с иллюстрациями Максима Кантора.В формате pdf A4 сохранен издательский дизайн.


Армянские легенды

Армянские легенды восходят к древнейшим мифам человечества. Свое происхождение армяне возводят к одному из внуков Ноя, а древнегреческие историки подтверждают, что фессалийский воин Арменос был участником похода аргонавтов. Так, от простого к сложному, от мифа к сказке и снова к мифу формируется эта книга армянских легенд. Древнейшие библейские, античные и христианские мифы легли в основу целого пласта легенд и сказаний, которые предстанут перед читателем в этой удивительной книге. В ней связаны воедино историко-познавательные и поэтико-фантастические данные.


Армянские притчи

Притчей принято называть некий специфический короткий назидательный рассказ, который в иносказательной форме, заключает в себе нравственное поучение. Как жанр притча восходит к библейским временам, она стала древнейшим учебником человеческой морали и одновременно морально нравственным «решебником» общечеловеческих проблем. Книга армянских притч вобрала в себя сконцентрированную мудрость народа, которая свет специфического мировоззрения горцев пропустила сквозь призму христианства. Такова притча о «Царе, племяннике и наибе», оканчивающаяся вполне библейской моралью.


Непечатный фольклор

Представленные в этой книге стихи, считалки, дразнилки, поддевки, подколы, скороговорки, пословицы и частушки хорошо знакомы очень многим жителям России. Хотя их не печатали в книгах и журналах, они присутствовали, жили в самом языке, будучи важными элементом отечественной культуры. Непечатный фольклор, так же как и печатный, помогает в общении, в обучении, в выражении мыслей и эмоций. В зависимости от ситуации, люди используют то печатный, то непечатный фольклор, то одновременно элементы обоих. Непечатный фольклор, как и печатный, живет своей жизнью – меняется, развивается: что-то уходит из языка, а что-то наоборот в него приходит.


Армянские басни

Выдающийся советский историк и кавказовед Иосиф Абгарович Орбели (1887-1968) писал: Невозможно правильно воспринять оптимизм и вечное стремление к самоутверждению, присущее армянскому народу, не зная истоков этого мировоззрения, которое сопровождало армян во все времена их истории, помогало бороться против превратностей судьбы, упорно ковать свое счастье. Поэтому книга армянские басни станет настольной у каждого, желающего прикоснуться, приобщиться к истокам армянской национальной культуры. Армянские басни очаровали И.


Армянские предания

Часть преданий, помещенных в этой электронной книге, связана с историей христианства в Армении – первой стране, принявшей эту религию как государственную. Это предание неразрывно связано с именем и деяниями вполне исторического лица, царя Тиридата (Трдат III Великий), который из фанатически преданного язычеству деспота, поддавшись воздействию примера кротости, незлобивости и слову святого Григория и святых дев Рипсиме и Гаянэ, стал истинным христианином и законодательно ввел в стране христианство (в 301 г.


Рекомендуем почитать
В дороге

Джек Керуак дал голос целому поколению в литературе, за свою короткую жизнь успел написать около 20 книг прозы и поэзии и стать самым известным и противоречивым автором своего времени. Одни клеймили его как ниспровергателя устоев, другие считали классиком современной культуры, но по его книгам учились писать все битники и хипстеры – писать не что знаешь, а что видишь, свято веря, что мир сам раскроет свою природу. Именно роман «В дороге» принес Керуаку всемирную славу и стал классикой американской литературы.


Немного солнца в холодной воде

Один из лучших психологических романов Франсуазы Саган. Его основные темы – любовь, самопожертвование, эгоизм – характерны для творчества писательницы в целом.Героиня романа Натали жертвует всем ради любви, но способен ли ее избранник оценить этот порыв?.. Ведь влюбленные живут по своим законам. И подчас совершают ошибки, зная, что за них придется платить. Противостоять любви никто не может, а если и пытается, то обрекает себя на тяжкие муки.


Ищу человека

Сергей Довлатов — один из самых популярных и читаемых русских писателей конца XX — начала XXI века. Его повести, рассказы, записные книжки переведены на множество языков, экранизированы, изучаются в школе и вузах. Удивительно смешная и одновременно пронзительно-печальная проза Довлатова давно стала классикой и роднит писателя с такими мастерами трагикомической прозы, как А. Чехов, Тэффи, А. Аверченко, М. Зощенко. Настоящее издание включает в себя ранние и поздние произведения, рассказы разных лет, сентиментальный детектив и тексты из задуманных, но так и не осуществленных книг.


Исповедь маски

Роман знаменитого японского писателя Юкио Мисимы (1925–1970) «Исповедь маски», прославивший двадцатичетырехлетнего автора и принесший ему мировую известность, во многом автобиографичен. Ключевая тема этого знаменитого произведения – тема смерти, в которой герой повествования видит «подлинную цель жизни». Мисима скрупулезно исследует собственное душевное устройство, добираясь до самой сути своего «я»… Перевод с японского Г. Чхартишвили (Б. Акунина).