Пастораль с лебедем - [208]
— Девять, десять… — и окликает: — Сюда, Параскив! Десять шагов есть, иди бросай свою железяку!
Тишину прорезал чей-то хохоток: какой ловкач разобьет стекло, стоя позади дома? Исхитрись-ка, метни из-за угла камушек в окно на фасаде…
Выиграл мош Кирпидин.
— Завтра получишь деньгу… — Параскив сплюнул, выругался. — Упьюсь вечером — на глаза не попадайся, зашибу. Видал? — поднес он к носу Скридона могучий кулак в пятнах солярки. — Хряпну — юшка потечет! Ой, уйди, дед, от греха…
— А ты поостынь, гусь лапчатый, — не остался в долгу Кирпидин. — Не шали с дядей. У дяди тюрьма была — дом родной. Ну, покажь, на что горазд? На свою тень можешь наступить?
Патику потоптался и вдруг скакнул с места, как дикий козленок, и обе подошвы припечатались прямо на загривке его собственной тени! Да, Параскив, замолкни, куда тебе тягаться… Расшумелись ребята, как на воскресной хоре, но бригадирский мотоцикл, фыркая, подгоняет: пора двигать, хлопцы, заводи моторы… Сеем кукурузу.
…Дежурный врач постукивал по столу шариковой ручкой: поскорей бы убрался докучный старикашка, пристал как банный лист.
А Кирпидин с делегацией? Все он выдумал про американцев и поповского сына Эйзенхауэра. Зачем? Да в отместку — почему его гонят из больницы, от жены? Ведь Скридон никогда не отчаивался. Повидал он хватов на своем веку, и все их глупые затеи были для него белыми нитками шиты: Патику не проведешь! Но всякий раз выходило наоборот — здесь его надули, там обобрали, тут сам сротозейничал, только он себе в этом никогда не признавался. И получалось так потому, что жизнь, она как женщина: подступишься к ней с заботой, почтением, и тебе в ответ любовь и ласка, а станешь хитрить, ловчить — пеняй на себя, аккурат в лужу сядешь.
— …И заодно дайте справку эту, на пацана. Скажу председателю, не пускают в больницу, еле-еле документ на сына выбил. Мне его даже не показали.
Таким он уродился, мош Скридонаш. Не нашлось доброго человека, спросить: «Послушай, Кирпидин, что ты все петляешь? Какие-то ловушки везде понаставил — силки, капканы, тенета. На кой тебе столько, на кого облава? Ах, на всякий случай… Что за гончая норовит ухватить тебя за холку? Гляди, заплутаешь, сам в западню и угодишь».
Взять хотя бы первую женитьбу. Лет сорок назад невзрачная тощая деваха на гулянке прыснула в кулак, отворотив нос от плюгавого кавалера, а он, Скридонаш, что возомнил? «Эге, здорово я ей глянулся, ишь, как робеет…» Годы наши юные, мозги набекрень… То судьба ему ухмыльнулась, и звали ее Анастасией. Лет шесть до этого ходила она в старых девах, но Скридон женился, разделил с ней кров и стол, готовый всю жизнь служить глупому Тасийкиному хихиканью. Кто из них сплутовал тогда, со смешками-смущениями?
Потом, став хозяином в новом гнезде, похвастал: «Кто со мной потягается? Деру зубы обухом топора!» И зашагал-зачастил по жизни, топотун, грудь колесом, пока сам не растерял все зубы из-за жинкиных капризов и чертиков — вздумалось выбить из нее дурь пряжкой от солдатского ремня…
Кирпидин вышел из ординаторской, держа в руке клочок бумаги, где дежурный врач начертал черным по белому, притиснув для порядка бледную печать:
«Гражданка Рарица Георгиевна Катанэ-Патику 13 января 1967 года родила мальчика (отец — Патику Спиридон Николаевич), в подтверждение чего выдана настоящая справка для представления в сельский Совет».
Помахивая справкой в воздухе, пока просохнут чернила, Кирпидин вошел в палату. Увидев мужа, Рарица отвернулась к стене, словно на ее безупречной белизне могла прочесть написанное на листке бумаги.
— Смотри, Рара, смотри! Наш сынок, может, еще в пеленки не наклал, а бумажка на него имеется!
Хихикнул: «Наша взяла!» — сложил справку вчетверо и сунул по-крестьянски в шапку.
Рарица оглянулась, и опять у нее — что ты будешь делать? — глаза полны слез.
— Да где болит, Рэрука? Плачешь и плачешь, неладно это. — Он решительно обвел палату зеленоватыми барсучьими глазками. — Скажи, я доктора покличу.
И тут вспомнилась ему песенка… Нет, скорее присказка-нескладуха, которая свела их с женой четырнадцать лет назад. Рарица в тот день зашла на складское подворье собрать лошадиного помета, завалинку времянки подмазать. Скридонаш пропел тогда: «Ой, Рара-Рарица, свет красавица-девица! Не ругайся, не бранись, мы от мамы родились. Ты во вторник, я в середу — в воскресенье жди к обеду!..»
Мош Скридонаш подошел к постели, неловко погладил жену по голове.
— Тяжелая ночка выдалась, да? Потерпи, милая, потерпи, Рарица, все обойдется. Теперь уж скоро… Помнишь, как я говорил: «Не ругайся, не бранись, мы от мамы родились…»
У Рарицы побежала по щеке слезинка и со вздохом вырвалось:
— Ступай, Скридон, ступай… Дом оставил, овцы без присмотра… Иди-иди-иди… — она говорила, умоляюще глядя на старика, и слова нанизывались, как бусинки, казалось, пока не переведет дух, все будут бежать эти бусинки «иди-иди» по тонкой ниточке.
— Ладно. Полежи пока, а я в сельсовет, — сказал Кирпидин и вышел.
Да, с той прибаутки все у них и началось. Скридон выкатился перед Рарицей разудалым ухарем: «Ой, Рара-Рарица, раскрасавица-девица!..» — и протянул руку:
В книгу одного из ведущих прозаиков Молдавии вошли повести — «Элегия для Анны-Марии», «На исходе четвертого дня», «Набросок на снегу», «Алба, отчинка моя…» и роман «Сказка про белого бычка и пепельного пуделя». Все эти произведения объединены прежде всего географией: их действие происходит в молдавской деревне. В книге представлен точный облик современного молдавского села.
В повести Василе Василаке «На исходе четвертого дня» соединяются противоположные события человеческой жизни – приготовления к похоронам и свадебный сговор. Трагическое и драматическое неожиданно превращается в смешное и комическое, серьезность тона подрывается иронией, правда уступает место гипотезе, предположению, приблизительной оценке поступков. Создается впечатление, что на похоронах разыгрывается карнавал, что в конце концов автор снимает одну за другой все маски с мертвеца. Есть что-то цирковое в атмосфер «повести, герои надели маски, смеющиеся и одновременно плачущие.
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Светлая и задумчивая книга новелл. Каждая страница – как осенний лист. Яркие, живые образы открывают читателю трепетную суть человеческой души…«…Мир неожиданно подарил новые краски, незнакомые ощущения. Извилистые улочки, кривоколенные переулки старой Москвы закружили, заплутали, захороводили в этой Осени. Зашуршали выщербленные тротуары порыжевшей листвой. Парки чистыми блокнотами распахнули свои объятия. Падающие листья смешались с исписанными листами…»Кулаков Владимир Александрович – жонглёр, заслуженный артист России.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.